Том 2. Время Наполеона. Часть вторая. 1800-1815

В то самое время, когда Россия для вида заставляла себя упрашивать и требовала такой высокой цены за свое согласие, Австрия, в силу неожиданного поворота, вызванного страхом перед возможностью длительного упрочения франко-русского союза, изъявила готовность отдать Наполеону руку одной из эрцгерцогинь. В декабре 1809 года посол императора Франца в Париже Шварценберг поделился этой мыслью с министром иностранных дел герцогом Бассано. Он предварительно заручился согласием своего двора, чтобы иметь возможность дать утвердительный ответ в ту самую минуту, когда Наполеон примет решение. По поводу этого сватовства Наполеон два раза торжественно совещался с высшими сановниками Империи. В тот самый день, когда было подписано соглашение с Шварценбергом, Наполеон отправил в Россию курьера «передать, что я предпочел австриячку».

Тщетно Наполеон после этого расточал перед царем уверения, будто его дружба к нему осталась прежней: тот факт, что новая императрица французов была австрийской эрцгерцогиней, а не русской великой княжной, имел большое значение. Если бы даже франко-русский союз и продлился, в нем не было бы уже одного существенного элемента, а именно: доверия и сердечности. Вскоре французская политика получает новое направление. В то время как прежде наибольшим почетом в Тюильри пользовался русский посол, теперь его место занимает австрийский, в качестве посла родственной фамилии занявший выдающееся пополнение. Наполеон вдруг резко изменил свою точку зрения на восточный вопрос. Он внял жалобам австрийского посла на ненасытные притязания России и вернулся к былым проектам Талейрана, стремившегося утвердить господство Австрии в дунайских областях. Французский посол в Вене Отто вскоре (26 марта 1811 г.) получил указание, что Франция поддержит Австрию, если последняя выступит в Константинополе против занятия Белграда сербами, союзниками русских. Франция изъявляла готовность взять на себя «такое обязательство, какое венскому двору угодно будет предложить». Наполеон писал своему послу в Петербурге Коленкуру, что война между Францией и Россией может вспыхнуть в любом из двух случаев: во-первых, если будет нарушен Тильзитский договор; во-вторых, если русские перейдут Дунай.

Последствия континентальной блокады для России. Континентальная блокада налагала тяжкие лишения как на всю Европу, так и на Францию. А между тем Наполеон от своих вассалов и от союзников настойчиво требовал последовательнейшего проведения этой системы. Особенно он гневался на нейтральных, например на американцев, чьим флагом прикрывались английские суда, перевозившие английские товары. Ведь в 1810 году по Балтийскому и Немецкому морям блуждало шестьсот судов, нейтральных или якобы нейтральных; все они искали пристанища для выгрузки и, получив в этом отказ от России, находили возможность выгружать свой груз в некоторых немецких портах, причем остров Гельголанд постоянно служил им базой для снабжения припасами. В письме от 23 октября 1810 года Наполеон требовал от Александра, чтобы с этими мнимыми «нейтральными» обходились с беспощадной строгостью. Россия страдала от прекращения торговых сношений с Великобританией, так как русское поместное дворянство нуждалось в Англии для сбыта хлеба, конопли, сала и леса из своих владений. Наоборот, торговля с Францией, целиком сводившаяся к ввозу предметов роскоши и вин, была для русских только убыточной. Как турецкая война закрывала для вывоза Черное море и Восток, так континентальная блокада закрывала перед русскими северные моря. Рубль, еще в 1807 году стоивший 67 копеек, в 1810 году стоил только 25. Как могли наполовину разоренные помещики, исправно вносить налоги? Отсюда оскудение казны и полное ослабление военной мощи России. По совету Сперанского, царь в декабре 1810 года издал новый таможенный тариф; в силу этого тарифа, больше всего затрагивавшего торговлю с Францией, пошлина на бочку вина составляла 80 рублей, а ввоз водки и предметов роскоши был совершенно воспрещен. Отдан был приказ сжигать всякий товар, привезенный контрабандой.

Наполеон увидел в этих мерах нарушение статьи 7 Тильзитского договора и, впав в сильнейший гнев, поручил своему министру написать Коленкуру: «Император сказал, что он скорее согласился бы получить пощечину, чем видеть сожжение произведений труда и умения своих подданных». Мог ли он на тех высотах славы, которых достиг, терпеть «то, чего не стерпел бы даже Людовик XV, дремавший в объятиях г-жи Дюбарри?» На эти представления русские отвечали, что это — меры внутреннего управления, что такое сожжение практикуется со времен Екатерины II, что Наполеон и сам повсюду велит сжигать контрабандные товары, что Россия, лишенная для своего вывоза каких-либо рынков, имеет право стеснять ввоз, который грозит ей окончательным разорением. Наполеон подчеркивал, что Россия не предупредила его, что сожжение — прием оскорбительный и т. п. К этим обвинениям присоединился целый ряд других столь же щекотливых вопросов.