С самого начала кампании в уме Наполеона боролись два противоположных плана, причем побеждал то один, то другой: защищать Париж или оставить его на произвол судьбы. Он говорил: «Если неприятель дойдет до Парижа — конец Империи»; он писал: «Никогда Париж не будет занят, пока я жив». Но вместе с тем он неоднократно давал точные указания о выезде императрицы и правительства, и когда 21 марта возобновилось его движение к Марне, Наполеон знал, что это движение равно может и выручить Париж и отдать его в руки врага. Наполеон решился пожертвовать своей сто лицей, но в глубине души все же надеялся, что в конце концов ему не придется принести такую опасную для него жертву. Но роковой час пробил неожиданно. Тогда Наполеоном снова овладели сомнения. Итти ли форсированным маршем назад к Парижу? Поспеет ли он еще во-время? Не овладеют ли к тому времени Парижем союзники, опередившие его на три дня? Или лучше оставить попечение о Париже, как русский царь пренебрег Москвой, и продолжать начатое движение? Союзники очистили всю территорию от Ионны до Марны и от Сены до Мёрты. Наполеон мог теперь в течение двух недель свободно маневрировать, разбивать отступающие колонны, захватывать обозы и склады, вернуть занятые врагом города, усилить армию крепостными гарнизонами, объявить поголовное ополчение. В Лотарингии, Шампани, Эльзасе и Бургундии 30 ООО крестьян, вооруженных охотничьими ружьями, вилами и косами, взывали о мести и готовы были претворить в жизнь ту «императорскую Вандею», вернее сказать — национальную Вандею, возможность которой наводила смертельный ужас на неприятеля.
Все заставляет думать, что если бы Наполеон принял свое решение, не считаясь с посторонними влияниями, то он остался бы на Марне. Но он уступил тревоге, унынию и недовольству, царившим в его штабе. Если солдаты и громадное большинство офицеров и теперь еще были готовы на всякие жертвы, то маршалам и генералам, за немногими исключениями, надоело сражаться. Они понимали, что начать военные операции в Лотарингии значитдо бесконечности затянуть войну.
Утром 28 марта войска двинулись к Парижу. До Вильнёв-сюр-Ионн император подвигался вместе с войском, но здесь, снедаемый нетерпением, он бросил свою небольшую свиту и ускакал на почтовых лошадях с Коленкуром, Друо, Лефевром, Флаго и Гурго.
В ночь с 30 на 31 марта Наполеон, пока на станции Кур-де-Франс меняли лошадей, ходил взад и вперед по дороге, как вдруг появился кавалерийский отряд, начальник которого, Беллиар, отправился приготовить квартиры для армии, очищавшей Париж в силу капитуляции. Он рассказал Наполеону о событиях этого дня. В первую минуту, обезумев от бешенства, император решил, не взирая ни на что, ехать в Париж, созвать туда войска, вооружить народ и разорвать договор о капитуляции; но затем он понял, что это — лишь героическая мечта. Он уехал в Фонтенебло, предварительно послав в Париж герцога Виченцского с полномочиями «выработать и заключить мир».
Вступление союзников в Париж; учреждение временного правительства.
31 марта, около 9 часов утра, в Париже начал распространяться слух, что подписана капитуляция и что русский император, очень хорошо приняв членов муниципального совета, обещал им полную неприкосновенность личности и имущества населения, заявив, что берет Париж под свое покровительство. Сквозь пристрастные преувеличения современных мемуаров легко распознать истинные чувства большинства парижан. То не было ни ликование, неприлично выставлявшееся напоказ роялистами, ни глухой гнев, терзавший сердца некоторых патриотов; то было чувство успокоения — успокаивались и умы и нервы. В последние два месяца непрестанные сообщения о грабежах, насилиях над женщинами, убийствах, поджогах, всевозможных ужасах возбуждали небывалую тревогу. И вдруг, в одно мгновение, мучительный страх рассеялся. Правда, вместе с тем рассеялась и шаткая надежда на победу; но восстановление безопасности сильно превышало горечь обманутых надежд и скорбь унижения. Впрочем, люди особенно и не предавались размышлениям: все рады были перевести дух.