Том 22. Истина

Как-то вечером он навестил Дарра в прекрасном доме, который построил себе этот разбогатевший подрядчик; тот принял его в уютной гостиной. Едва завидев Марка, хозяин воздел руки к небу.

— Ну вот и дождались! Теперь вся свора бросилась по вашему следу, дорогой господин Фроман! Но я буду на вашей стороне, можете на меня рассчитывать, раз меня забаллотировали и я перешел в оппозицию, мне нечего терять… Пока я был мэром, мне трудно было выгораживать вас, вы сами знаете, в тот раз я прошел большинством всего в два голоса и частенько не имел возможности действовать. Нередко мне даже приходилось выступать против вас, хотя в душе я был вполне согласен с вами… Отныне мы будем действовать сообща, я стану драться вовсю, чтобы свалить Фили и отобрать у него мэрию. Вы хорошо поступили, сняв этого боженьку со стены: прежде, во времена Симона, его там не было, да там ему и не место.

Марк улыбнулся.

— Всякий раз, когда я вам говорил, что хочу снять распятие, вы махали руками, заявляя, что необходимо действовать осторожно, чтобы не отпугнуть родителей учеников и не дать оружие в руки врагам.

— Но я же вам объяснил, в каком двусмысленном положении я находился. Поверьте, не так-то легко управлять городком вроде Майбуа, где до сегодняшнего дня силы партий были примерно равны и невозможно было предсказать, кто одержит верх, вольнодумцы или попы… Правда, сейчас наше положение не из блестящих. Но не беда, нельзя вешать нос, мы их еще вздуем за милую душу и окончательно станем хозяевами в округе.

Боевой задор Дарра пришелся по душе Марку; честолюбивый подрядчик был славным малым.

— Я не сомневаюсь в этом! — подхватил он.

— Дело в том, — продолжал Дарра, — что если я робел из-за этого большинства в два голоса, то и Фили не посмеет предпринять ничего серьезного, опираясь на то же большинство в два голоса. Он обречен топтаться на месте и будет бояться малейшей перестановки сил, которая угрожает лишить его большинства. Я-то хорошо знаю эту механику!

Дарра стал издеваться над Фили; здоровяк с луженым желудком и трезвой головой от души ненавидел соперника, ему противен был этот низкорослый тощий человечек, чернявый, угрюмый, с крючковатым носом и тонкими губами. Фили, бывший фабрикант брезента, после смерти жены удалился от дел и жил очень замкнуто на ренту в десять тысяч франков, источник которой оставался невыясненным; его обслуживала белобрысая толстуха, которую злые языки прозвали «грелкой» за то, что она будто бы каждый вечер согревала постель хозяина своими необъятными телесами, да так и оставалась там на ночь. Двенадцатилетняя дочь Фили, Октави, училась в Бомоне, у визитандинок, а сын Раймон, десяти лет, находился в иезуитском коллеже в Вальмари и собирался поступить в Сен-Сир. Избавившись таким образом от детей, мэр вел замкнутый образ жизни, никого не принимал, посвятив себя выполнению религиозных обрядов, вечно совещался с черноризцами и был послушным исполнителем воли конгрегаций. Его избрание показывало, что произошел резкий перелом в пользу церкви в Майбуа, где кипела борьба между представителями светской республики и церковниками.

— Итак, — сказал Марк, — я буду действовать, а вы со своим меньшинством поддержите меня?

— Ну конечно! — заявил Дарра. — Все же будьте благоразумны, а то заварится такая каша, что ее не расхлебать!

Борьба началась в Майбуа на следующий же день.

По-видимому, нанести первый удар было поручено Савену, служащему, чьи сыновья, Ашиль и Филипп, учились у Марка. Сухонький и бледный, затянутый в сюртучок, он явился в школу вечером, после службы, намереваясь затеять ссору с преподавателем.

— Вы знаете, кто я, господин Фроман, не так ли? Я радикал-республиканец, и никто не заподозрит меня в дружбе со священниками. Тем не менее я прошу вас, от имени группы родителей, снова повесить распятие на стену, откуда вы его сорвали, потому что религия необходима для детей так же, как и для женщин… Пусть не будет в школе кюре — я с этим согласен, но Христос, Христос — это, знаете ли, первый республиканец и первый революционер!

Марк захотел узнать, кто из родителей поручил Савену обратиться к нему с этой просьбой.

— Если вы говорите не только от своего имени, то будьте добры назвать тех, кто вас уполномочил.