Том 22. Истина

— Разумеется, нам придется идти таким путем. Но обстановка очень сложная, торопиться не следует… Я возвращаюсь к вопросу о письме, незаконно предъявленном присяжным: этот факт будет очень трудно установить, пока мы не убедим архитектора Жакена поступить по совести. Вы помните показания отца Филибена, который намекнул на документ, где якобы стояла подпись вашего брата, такая же, как на прописи; сказать что-нибудь более определенное ему будто бы запрещала тайна исповеди. Я убежден, что он имел в виду письмо, которое передали председателю Граньону лишь в последний момент, поэтому и подозреваю, что оно было подложным. Но все это пока лишь одни предположения и рассуждения, необходимо представить доказательства… Если мы сейчас ограничимся одним вещественным доказательством — прописью со штемпелем и подписью, то натолкнемся на новые осложнения и неясности. Оставляя пока в стороне трудный вопрос, как очутилась пропись в кармане брата Горжиа в момент преступления, я упорно думаю об исчезновении уголка, на котором должен был находиться штемпель; и я очень хотел бы его найти, прежде чем начать действовать, потому что предвижу возражения, какие будут выдвигать против нас, стараясь запутать дело.

Марк посмотрел на него с удивлением.

— Но как же найти этот уголок? Вряд ли он сохранился. В свое время мы даже предполагали, что он был оторван зубами жертвы.

— Нет, это маловероятно, — ответил Дельбо. — К тому же тогда его нашли бы на полу. Если ничего не обнаружили, значит, уголок был оторван умышленно. Впрочем, тут снова на сцену выступает отец Филибен; ваш помощник Миньо вспомнил, что сначала ему показалось, будто он видел листок целым, и он был удивлен, когда, отвернувшись на мгновение, снова увидел его в руках монаха уже с оторванным уголком. Без всякого сомнения, отец Филибен спрятал этот уголок. Заметьте, всякий раз в решительный момент, когда надо спасти виновного, появляется отец Филибен, всякий раз он! Вот почему я хотел бы иметь неопровержимую улику, маленький клочок листка, который он унес.

— Вы думаете, он его сохранил?

— Конечно, сохранил. Во всяком случае, это вполне вероятно. Филибен скрытный человек, ловкач, хотя и разыгрывает из себя простака. Уголок прописи он сохранил как оружие для своей защиты, как средство держать в руках сообщников. Я подозреваю, что именно он сфабриковал эту гнусную версию, правда, мне не совсем ясны его побуждения; быть может, это преданность начальнику — отцу Крабо, или их связывает убийство, — вы знаете о темных обстоятельствах, при которых ордену было пожертвовано Вальмари; наконец, возможно, что он воинствующий католик и ратует во славу церкви. Как бы то ни было, это страшный человек, весьма волевой и энергичный — его не сравнить с братом Фюльжансом, глупым и тщеславным пустозвоном!

Марк глубоко задумался.

— Отец Филибен… — проговорил он. — Как же это я не разгадал его! Даже после процесса я считал, что он славный человек, по натуре грубый, но прямой и лишь подпал под дурное влияние… Вы правы, теперь я вижу, он и есть основная пружина, от него исходят все фальшивки и гнусные выдумки.

Давид снова обратился к Дельбо:

— Допустим, он сохранил оторванный уголок, но вы, конечно, не надеетесь, что он передаст его нам, если вы попросите?

— Разумеется, нет! — с улыбкой ответил адвокат. — Но прежде, чем предпринять решительные шаги, я хотел бы поразмыслить, не удастся ли раздобыть неопровержимое доказательство. Кроме того, подача апелляции — вещь серьезная, тут нельзя полагаться на волю случая. Мне нужно пополнить материал, дайте мне несколько дней сроку, если понадобится, две-три недели, и тогда мы начнем действовать.