Том 26, ч.2

«Разве, однако, не ясно, что лицо, уплатившее то, что он» (Смит) «называет рентой, уплатило ее, имея в виду тот ценный товар на корню, который тогда находился на данном участке, и что это лицо, действительно, возместило себе с прибылью свои деньги путем продажи древесины?» (стр. 54) [Русский перевод, том I, стр. 66].

Точно так же обстоит дело с каменоломнями и каменноугольными копями:

«Вознаграждение, даваемое за [565] копи или каменоломни, уплачивается за стоимость угля или камня, которые могут быть извлечены из них, и не находится ни в какой связи с первоначальными и неразрушимыми силами почвы. Это различие имеет большое значение при исследовании ренты и прибыли. Ибо оказывается, что законы, регулирующие движение ренты, сильно отличаются от законов, регулирующих движение прибыли, и что эти законы редко действуют в одном и том же направлении» (стр. 54–55) [Русский перевод, том I, стр. 66].

Это весьма странная логика. Различие, говорит Рикардо, надо делать между рентой,

уплачиваемой собственнику земли за пользование «первоначальными и неразрушимыми силами почвы», и процентом и прибылью, уплачиваемыми ему за тот капитал, который он затратил на улучшение почвы и т. д. «Вознаграждение», уплачиваемое собственнику естественно растущих лесов за право «извлекать» из них древесину или владельцу каменоломен и каменноугольных копей за право «извлекать» из них камни и уголь, не является рентой,

так как оно уплачивается не за «пользование первоначальными и неразрушимыми силами почвы». Прекрасно! Однако Рикардо ведет свое рассуждение так, как будто это «вознаграждение» тождественно с прибылью и процентом, уплачиваемыми за капитал, вложенный в улучшение земли! Но это совершенно неверно! Разве владелец «девственного леса» вложил в него «капитал», чтобы этот девственный лес давал древесину? Или разве владелец каменоломен и каменноугольных копей вложил в них «капитал», чтобы они могли содержать в себе «камни» и «уголь»? Так откуда же проистекает получаемое им «вознаграждение»? Оно ни в коем случае не является прибылью или процентом на капитал, как это хочет протащить Рикардо. Значит, это — «рента», а не что-нибудь иное, хотя и не рента в том смысле, в каком Рикардо определил ренту. Но это только показывает, что его определение ренты исключает те формы, где «вознаграждение» уплачивается исключительно за предметы природы, в которых не воплощен никакой человеческий труд, и притом уплачивается собственнику этих предметов природы и только потому, что он — «собственник», земельный собственник,

безразлично, представляет ли собой эта земля пашню, лес, пруд для рыбы, водопад, строительный участок и т. п. Но, говорит Рикардо, человек, уплачивающий деньги за право рубить деревья в девственном лесу, платит, «имея в виду тот ценный товар на корню, который тогда находился на данном участке, и этот человек, действительно, возмещает себе с прибылью свои деньги путем продажи древесины». Стой! Если Рикардо называет здесь «ценным

товаром на корню» деревья, растущие в девственном лесу, то это означает всего лишь то, что они δυναµει ^{72} являются потребительной стоимостью. И эта потребительная стоимость выражена здесь в слове «ценный». Но это вовсе не «товар». Ибо для этого указанные деревья должны были бы вместе с тем быть и меновой стоимостью, т. е. овеществлением определенного количества затраченного на них труда. Товаром они становятся только благодаря тому, что их отделяют от девственного леса, рубят, выволакивают, перевозят, из стволов превращают в лесоматериалы. Или, быть может, они становятся товаром только благодаря тому, что их продают?

Тогда и пахотная земля тоже становится товаром в силу одного только акта продажи!