Том 3

Джюли. Простите, профессор Бор из Европы. Да, он к нам приехал сегодня. Странный. Говорит шепотом.

Гордон(как бы про себя). Это он. Вчера он был в Нью-Йорке у Ферми[56], сегодня — здесь. Вы присутствуете при величайшем из моментов истории человечества, дитя мое. Кажется, Бор привез из Европы деление урана. (Подходит к доске, пишет те же цифры.) Уран — девяносто второй элемент таблицы Менделеева. Барий — пятьдесят шестой… Не так ли, девочка?

Джюли. Мистер… кто вы? Вы не должны…

Гордон. А знак вопроса, который вы так и не стерли, означает изумление, недоумение… может быть, восторг. Речь идет о разломе ядра урана на две половинки.

Джюли. Я не все понимаю, о чем вы говорите, но вы не должны… Доктор будет расстроен, если узнает, что вы прочли эти цифры.

Гордон. Доктор Эйнштейн, девочка, мудрец, а мудрецы наивны. Великий Менделеев дал нам азбуку, а мы теперь учимся складывать по ней новые слова… Слово «деление» у всех на языке, но ваш мэтр думает, что его можно стереть. Антуан Притчард тоже здесь?

Джюли. Боже, да вы все знаете. Я вас прошу, не выдавайте меня. Доктор будет очень огорчен. Мы все боимся его огорчать.

Гордон. Успокойтесь. Мэтр не должен огорчаться. В его жизни настал великий день.

Стремительно входит Эйнштейн, за ним — Притчард.

Эйнштейн(не видит Гордона). Когда в девятнадцатом году Резерфорд[57] в Англии расколол ядро атома азота, я говорил о том же самом, о чем вам говорю сейчас. Человечество не готово работать с энергией атома.

Джюли уходит.

Притчард(Эйнштейну). Гордон вовремя приехал в Принстон. (Гордону.) Здесь происходят потрясающие события, мой друг.

Гордон

(с удивлением и долей иронии). Но наш мэтр говорит, что мы не готовы работать с энергией атома. Я не раз читал эти ваши слова.

Эйнштейн. Слова… Вы их не забыли?

Гордон. Но как же… много писали и о том, что вы не верите в самую возможность человека работать с энергией атома.

Эйнштейн. Да, не верил. Не хотел верить. Цепенел при мысли о чудовище…

Гордон(изумлен). О каком чудовище?!

Эйнштейн. О том, что прячется от нас за этой милой фразой «энергия атома». Резерфорд говорил о том, что внутриатомная энергия в серьезных размерах есть сущий вздор.

Гордон. Но теперь нельзя сказать, что это сущий вздор.

Эйнштейн. Прошу прощения, я хочу довести мою идею до конца. Не верил, потом не хотел верить и не содействовал.

Гордон. Как — не содействовал?

Притчард. Гарри, нельзя так. Вы как-то агрессивны…

Гордон. Пойми, Антуан, здесь не простой спор. С тех пор, как появилась в мире знаменитая формула Эйнштейна о взаимосвязи массы и энергии, как можно говорить, что не содействовал? Вы родоначальник нового века в науке. Вы римский папа современной физики…

Эйнштейн(теряя самообладание). «Папа»!.. «Родоначальник»!.. «Предтеча»!.. «Гений»! К черту пап! К черту гениев!

Гордон(улыбка). Не я… сам Ланжевен[58] вас так назвал. Посылайте его к черту.

Эйнштейн. Тоже… знаете ли… сомнительные комплименты.

Гордон. Тогда весь мир вам говорит сомнительные комплименты.

Притчард. Очень странный спор. Скажите, Гарри, что вас так волнует?

Гордон(волнение). Я ехал в Принстон, как мусульманин в Мекку[59]… простите за избитое сравнение… но это так и есть. Мне хотелось стать перед вами на колени, Альберт Эйнштейн. Все мы, кто делает физику в Америке, знаем, что случилось здесь. Мы ликуем.

Эйнштейн. Зачем же передо мною на колени? Станьте перед Бором! Это (указал на цифры)

не мое — его. Профессор Ган[60] в Берлине, Ирен и Фредерик Жолио-Кюри[61] в Париже… Мало ли было великолепных опытов с ядром? (В сторону Притчарда). Кланяйтесь ему. Еще вчера он был у финиша. И не о пальме первенства надо нам теперь думать. Сейчас надо думать о другом.

Гордон. О чем другом?

Дальнейший диалог ведется медленно, как бы через силу, с паузами.

Эйнштейн. Скрыть…

Притчард. Я понял!

Эйнштейн. Скрыть… на долгие годы… лучше навсегда… Скрыть, что энергия атома реальна. Сказать словами мудрого ирландца Резерфорда: «Внутриатомная энергия в больших размерах есть сущий вздор»… и все…

Гордон. Какая печальная идея!

Эйнштейн. Печальная, я знаю… ужасная идея.

Гордон. Но зачем, скажите!