План этот вызвал полное одобрение хозяйки. Взрослый человек, с усами, будет как всамделишний гость, и она будет его угощать!!
— Ну, пойдем, пойдем, пойдем!
— Слушай ты, клоп. А у вас там никого дома нет?
— Нет, нет, не бойся, вот чудак! Я одна. Знаешь, будем так: ты будто бы кушаешь, а я будто бы угощаю!
Глазенки её сверкали, как черные бриллианты.
Вера поставила перед гостем пустые тарелки, уселась напротив, подперла рукой щеку и затараторила:
— Кушайте, кушайте! Эти кухарки такие невозможные. Опять, кажется, котлеты пережарены. А ты, Миша, скажи: «благодарю вас, котлеты замечательные!»
— Да ведь котлет нет, — возразил практический Миша.
— Да это не надо… Это ведь игра такая. Ну, Миша, говори!
— Нет, брать, я так не могу. Давай лучше я всамделишные кушанья буду есть. Буфет-то открыт? Всамделишно когда, так веселее. Э?
Такое отсутствие фантазии удивило Веру. Однако она безропотно слезла со стула, пододвинула его к буфету и заглянула в буфет.
— Видишь ты, тут есть такое, что тебе не понравится: ни торта, ни трубочек, а только холодный пирог с мясом, курица и яйца вареные.
— Ну, что ж делать — тащи. А попить-то нечего?
— Нечего. Есть тут да такое горькое, что ужас. Ты, небось, и пить-то не будешь. Водка.
— Тащи сюда, поросенок. Мы всё это по-настоящему разделаем. Без обману.
Закутавшись салфеткой (полная имитация зябкой мамы, кутавшейся всегда в пуховой платок), Вера сидела на против Саматохи и деятельно угощала его.
— Пожалуйста, кушайте. Не стесняйтесь, будьте как дома. Ах, уж эти кухарки, — опять пережарила пирог, — чистое наказание.
Она помолчала, выжидая реплики.
— Ну?
— Что ну?
— Что ж ты не говоришь?
— А что я буду говорить?
— Ты говори: благодарю вас, пирог замечательный».
В угоду ей проголодавшийся Саматоха, запихивая огромный кусок пирога в рот, неуклюже пробасил:
— Благодарю вас… пирог знаменитый!
— Нет: замечательный!
— Ну, да. Замечательный.
— Выпейте еще рюмочку, пожалуйста. Без четырех избов угла не строится.
— Благодарю вас, водка замечательная.
— Ах, курица опять пережарена. Эти кухарки — чистое наказание.
— Благодарю вас, курица замечательная, — прогудел Саматоха, подчеркивая этим стереотипным ответом полное отсутствие фантазии.
— В этом году лето жаркое, — заметила хозяйка.
— Благодарю вас, лето замечательное. Я еще баночку выпью!
— Нельзя так, — строго сказала девочка. — Я сама должна предложить… Выпейте, пожалуйста, еще рюмочку… Не стесняйтесь. Ах, водка, кажется, очень горькая. Ах, уж эти кухарки. Позвольте, я вам тарелочку переменю.
Саматоха не увлекался игрой так, как хозяйка; не старался быть таким кропотливым и точным в деталях, как она. Поэтому, когда маленькая хозяйка отвернулась, он, вне всяких правил игры, сунул в карман серебряную вилку и ложку.
— Ну, достаточно, — сказал он. — Сыт.
— Ах, вы так мало ели!.. Скушайте еще кусочек.
— Ну, будет там канитель тянуть, довольно. Я так налопался, что чертям тошно.
— Миша, Миша, — горестно воскликнула девочка, с укоризной глядя на своего большого друга.
— Разве так говорят? Надо сказать: «Нет, уж увольте, премного благодарен. Разрешите закурить?»
— Ну, ладно, ладно… Увольте, много благодарен, дай-ка папироску.
Вера убежала в кабинет и вернулась оттуда с коробкой сигар.
— Вот эти сигары я покупал в Берлине, — сказала она басом. — Крепковатые, да я других не курю.
— Мерси вам, — сказал Саматоха, оглядывая следующую комнату, дверь в которую была открыта.
Глядя на Саматоху снизу вверх и скроив самое лукавое лицо, Вера сказала:
— Миша! Знаешь, во что давай играть?
— Во что?
— В разбойников.
Это предложение поставило Мишу в некоторое затруднение. Что значит играть в разбойников? Такая игра с шестилетней девочкой казалась глупейшей профанацией его ремесла.
— Как же мы будем играть?
— Я тебя научу. Ты будто разбойник и на меня нападаешь, а я будто кричу: ох, забирайте все мои деньги и драгоценности, только не убивайте Марфушку.
— Какую Марфушку?
— Да куклу. Только я должна спрятаться, а ты меня ищи.
— Постой. Это, брат, не так. Не пассажир должен сначала прятаться, а разбойник.
— Какой пассажир?
— Ну… этот вот… которого грабят. Он не должен сначала прятаться.
— Да ты ничего не понимаешь, — вскричала хозяйка. — Я должна спрятаться.
Хотя это было искажение всех разбойничьих приемов и традиции, но Саматоха и не брался быть их блюстителем.
— Ну, ладно, ты прячься. Только нет ли у тебя какого-нибудь кольца или брошки…
— Зачем?
— А чтоб я мог у тебя отнять.
— Так это можно нарочно… будто отнимаешь.
— Нет, я так не хочу, — решительно отказался капризный Саматоха.
— Ах, ты Господи! Чистое с тобой наказание! Ну, я возьму мамины часики и брошку, которые в столике у неё лежат.
— Сережек нет ли? — ласково спросил Саматоха, стремясь, очевидно, обставить игру со сказочной роскошью.
— Ну, обожди, поищу.
Игра была превеселая. Верочка прыгала вокруг Саматохи и кричала:
— Пошел вонь! Не смей трогать Марфушку! Возьми лучше мои драгоценности, только не убивай ее. Постой, а где же у тебя нож?
Саматоха привычным жестом полез за пазуху, но сейчас же сконфузился и пожал плечами.
— Можно и без ножа. Нарочно ж…