Том 3. Гражданская лирика и поэмы

За разговорами                          гуманнымис литературными                                   гурманамия встретил                 Дмитрия Фурманова,ладонь его пожал.                                    И вотспросил Фурманов                                    деликатно:— Вы из Одессы                           делегатом? —И я ответил                     элегантно:— Я одессит                       и патриот!Одесса,                город мам и пап,лежит,             в волне замлев, —туда вступить                       не смеет ВАПП,там правит                     Юголеф!— Кирсанов,                     хвастать перестаньте,вы одессит,                      и это кстати!Сюда вот,               в уголочек,                                    станьте,где лозунг                      «На посту!»                                                висит.Не будем даром                           зу́брить сабель,

не важно,             в Лефе ли вы,                                   в ВАППе ль,меня интересует                           Бабель,ваш знаменитый                              одессит!Он долго ль фабулу                              вынашивал,писал ли он                сначала начернои уж потом                переиначивал,слова расцвечивая                                в лоск?А может, просто                        шпарил набело,когда ему                являлась фабула?В чем,         черт возьми,                              загадка Бабеля?..Орешек              крепонек зело!— Сказать по правде,                                    Бабель                                                   мнепочти что             незнаком.Я восхищался                       в тишинецветистым                  языком.Но я читал                   и ваш «Мятеж»,читал             и ликовал!..

Но — посмотрите:                           темы те ж,а пропасть                какова!У вас            простейшие слова,а за се́рдце                        берет!Глядишь —                метафора слаба,неважный                     оборот…А он        то тушью проведетпо глянцу              полосу,то легкой кистью                          наведетберлинскую                   лазурь.Вы защищали                     жизнь мою,он —           издали следил,и рану             павшего в боюстрокою               золотил,и лошади             усталый пар,и пот           из грязных пор —он облекал                     под гром фанфарто в пурпур,                   то в фарфор.

Вы шли           в шинели                            и звездечапаевским                      ловцом,а он       у армии                        в хвостеприпаивал                    словцо,патронов              не было стрелку,нехватка              фуража…А он          отделывал строку,чтоб вышла                  хороша!Под марш              военных похорон,треск             разрывных цикадон красил             щеки трупа                                в крони в киноварь —                         закат.Теперь         спокойны небеса,громов особых                              нет,с него          Воронский написалкритический                      портрет.А вам тогда                 не до кистей,

не до гусиных                   крыл, —и ввинчен              орден                        до костейи сердце             просверлил!…А что касается                               меня —то в дни             боев и бедя на лазурь                не променял бываш        защитный цвет!Тень маяка,                отливом смытая,отходит               выправка Димитрия;воспоминаний этих                             вытравитьнельзя из памяти                                навек!Когда был поднят гроб                                      наверх —увитый в траур                           гроб Димитрия, —горячий орден                       рвался в грудь,чтоб вместо сердца                               заструиться,чтоб дописать,                        перевернутьхотя б          еще одну страницу…

РАЗГОВОРЪ СЪ ПЕТРОМЪ ВЕЛИКИМЪ