Титов. Исповедовался. Завтра, надеюсь, Господь сподобит меня приобщиться Его Святого Тела и Крови, за мои грехи излиянной для моего спасения.
Мы ищем Тебя и надеемся на Твое неизреченное благоутробне. Зажги в сердцах наших неугасимый огонь святой любви к Тебе и сохрани его, да не осквернится ничем недостойным его. Помилуй нас, Господи! Живый и Всемогущий! Вселюбящий и неизреченно близкий к нам! Дай прикоснуться к Тебе мыслию сердца нашего, дай послужить в жизни нашей на прославление Имени Твоего Святого! И помилуй нас!
Если бы человек беспрестанно старался припоминать, в чем состоят его обязанности, и какие главнейшие для текущей минуты, и как важно не потерять минуту, — то такой человек мог бы сделать в жизни много полезного.
Удостоились счастия сообщиться Святых Таин. Нынешний раз я не испытал тех нелепых прилогов, которые обыкновенно искушали меня перед причастием. После сообщения я чувствовал ту же необыкновенную какую-то готовность искать волю Божию.
Письмо в Оптин.
Был у маменьки.
Был с Титовым у Шевырева.
В Новоспасском[577]
с Натальей Петровной и с Васей.Оттуда в Опекунский совет.
Гражданская палата.
Иверская[578]
.Казанская[579]
.Всенощная у Трех Святителей и у Гавриила Архангела.
Обедня у Трех Радостей.
Ночь почти без сна от зубов.
За обедом маменька.
Вечером сборы Васи к отъезду.
Отъезд Васи.
Письмо к Веневитинову и к Комаровскому.
Облеухов[580]
.Письмо из Белева.
Провел день дома по причине простуды.
Так же. Почти ничего не мог делать, потому что в мыслях лежит письмо, которое написать не соберу ума.
Барский.
Вине[581]
.Облеухов.
Отец Вассиан[582]
.Молебен у Трех Радостей.
Старуха в церкви плачет громко об сыне, которого несправедливо отдают в рекруты за чужое семейство, а между тем не хочет идти нынче просить о нем губернатора, потому что с горя выпила.
Опекунский совет.
Сестра Маша.
Письма из деревни. Всенощная.
Начал писать к Пфёлю.
Как вся обедня выражает одну мысль о спасении мира посредством таинства воплощения Сына Божия, — так всенощная вся проникнута мыслию о Святой Троице и ее таинственном отношении к созданию и человеческому разумению.
Vinet[583]
.Пфёль.
Прогулка к Opit. карт >.
Рейнгардт.
Немецкий пастор читает прекрасную молитву.
Русскому священнику, что бы сердце ни говорило, как бы ни взывали ему обстоятельства жизни особенным криком нужды и страданья, — ему нельзя отозваться на них особенною молитвою, горячею, прямо из души и из жизни изливающеюся. Он может молиться только по книге молитвами, наперед заученными, оттого особенно, что живой язык по-русски, а молитва по-словенски. Оттого никакое положение души русского человека уже не может иметь своего особенного голоса к Богу. Но только ли это правда, что молитва наша должна быть только по-словенски?
Жена приобщалась вместе с Сережей, Машей и Колей[584]
.Были у Гааза[585]
. Он умирает. Мы видели его в том положении, в каком он находится уже трое суток: облокотивши голову на руки, сложенные крестом на столе. Ни жалобы, ни вздоха, ни даже движения малейшего. Видно, однако же, по положению тела, что он жив и не спит. Недвижимость душевного спокойствия, несокрушимого даже страданьями смерти. Удивительно много было у этого человека прекрасного, скажу даже — великого в его безоглядном человеколюбии, несокрушимом спокойствии. Это спокойствие могло происходить только от крайней, отважной решимости исполнять свои долг во что бы то ни стало. Господи! Удостой меня этого прекрасного спокойствия. — После обеда был у маменьки.Обедали рано, чтобы поспеть к вечерне в собор.
Приехал за время, но должен был уехать прежде начала от чрезмерной тесноты и от слишком усердной полиции.
Потом был там же у всенощной в Успенском соборе.
Был у обедни у Трех Радостей.
Ввечеру у Жуковской[586]
.Неустройство моей внешней жизни: хозяйства, домашнего порядка, кабинетных занятий, воспитания детей — все это происходит от неустройства моих внутренних сил. Внешнее только отпечаток, зеркало внутреннего. Если бы Господь исцелил мою внутреннюю расслабленность, слепоту, уродливость и бедность, тогда вместе с тем, может быть, и внешняя жизнь моя получила бы здоровую цельность.
Был у обедни.
Кроме того день прошел пусто и без всякого следа для сердечной и умственной памяти.
Был у Чаадаева.
Работал над письмом.
Корнилов[587]
.