Том 3. Письма и дневники

4-я. Пророки. Особенно замечательно лицо Исайи.

5-я. Сивиллы, пророчившие о Искупителе. Лица странные, безобразно вдохновенные.

6-я. Благовещение.

7-я. Час рождения Искупителя: ангел возвещает пастухам: Слава в вышних Богу, и на земле мир, в человецех благоволение[626]. Ангел в виде юноши. Небеса исполнены ангельских ликов, едва заметных, как бы облака.

8-я. Следы действий Спасителя на современную Ему историю: волхвы с звездою; Иоанн Креститель, вифлеемские младенцы, распятие.

9-я. Апостолы.

10-я. Святая церковь и виде колесницы, на которой сидит Господь Иисус Христос с крестом в руках, и перед Ним, сложив руки с благоговением, Пресвятая Дева. Колесницу везут четыре животные, виденные Иезекиилем. Колеса поворачивают четыре учителя латинской церкви: Иероним, папа Григорий, Амвросий и Августин.

11-я. Святые жены всех веков христианства.

12-я. Святые мужи также всех веков. В этих картинах много искусства, много религиозного чувства, много поэзии, но также много ложного понимания, принятого от латинского иноучения.

13-я картина не принадлежит к кругу этих двенадцати, хотя тоже религиозного содержания. Эта картина, на мое чувство, лучшая тех всех. Она выражает псалом: На реках вавилонских[627]. На лицах жидов глубокое горе, горькое горе и живая, неумирающая память о погибшем Иерусалиме. Они не грустны, они озлоблены на дне сердца при наружном спокойствии.

17 сентября

Корректура 2-го листа Максима[628].

Сербский монах.

Гражданская палата и Губернское правление.

Оттуда пришел пешком.

После обеда опять корректура.

Vinet.

18 сентября

Встал в 7 часов, чтобы быть у секретаря.

Потом у маменьки.

Потом пешком в Гражданскую палату и домой.

Корректура Исаака Сирина.

Немного заснул до обеда.

Сербский монах, будущий епископ[629].

После обеда корректура Максима.

Ваня Кошелев[630].

Жалкий упадок университета.

19 сентября

Кончил Vinet и начал делать выписки.

Был у всенощной.

20 сентября

Был у обедни.

Жуковские у нас.

Кошелева[631].

21 сентября

Был в Гражданской палате.

22 сентября

Был у Потулова.

Оттуда в университет.

Видел <неразб.> и Похвиснева[632].

23 сентября

Иван Аксаков.

24 сентября

Писал в деревню.

25 сентября

Был у обедни.

26 сентября

Письмо к Кошелеву.

27 сентября

Жуковская у нас.

28 сентября

Письмо к Кошелеву.

29 сентября

Письмо к Кошелеву.

30 сентября

Гулял с Сережей.

Был у Жуковских с Сашенькой[633]. Дюссельдорфский альбом. «Смерть Колумба», одно из тех произведений искусства, которые произвели на меня самое сильное впечатление. Я думаю, что никогда не забуду эту картину — и дай Боже мне никогда не забыть ее! Сколько говорит душе эта ясно выраженная минута разлуки с земною , это глубокое сознание предстоящего перехода в вечность, — это отплытие корабля в другой, неизвестный, свет. С подобным же чувством отправлялся Колумб в неизвестную Америку, с каким теперь готовится отправиться в другой, неизвестный мир. Его руки прижимают к груди спасительный якорь, святой крест, его надежду всей жизни. Голова наклонилась, мысль исчезает в недосягаемой глубине, глаза не видят тюрьмы, в которой он заперт, не замечают окружающих его: он весь углубился и бесконечность. Ясно, чувствительно, — несомненно, что эта минута столько же кончает жизнь, сколько и начинает жизнь новую.

1 октябряЧетверток

Провел вечер с Филипповым. Рассказ об отце Матвее[634], и его необыкновенном даре слова, и его прекрасной, удивительной христианской деятельности и сельской жизни.

2 октября

Письмо к Кошелеву.

Был у маменьки.

Брат Петр.

Жизнь С. Ф. М.[635] в Карамзине[636]. Его слова о пастырях-наемниках[637] у Карамзина нет. Иван Грозный был склонен к принятию Аугсбургского исповедания[638].

3 октября

Письмо к Кошелеву.

Был у всенощной.

Как бы желал я удержать постоянно в памяти моей те мысли и слова, которые берегут сердце на пути правды[639], ибо это самое правильное выражение. Сердце беспрестанно стремится, беспрестанно идет, но путь может быть непорочный, законный или лукавый, беззаконный. Если бы я мог всегда помнить, что Всемогущий Господь постоянно Сам меня окружает всеми событиями жизни моей; что то, что мне пусто, и тяжело, и дурно, есть самое лучшее для того состояния, в которое я поставил свою душу; что если я буду желать выйти из этого состояния каким-нибудь путем, несогласным с волею Божиею, то могу только прийти в еще худшее; что надобно твердо, незыблемо, несокрушимо, алмазно-твердо поставить себе границы не только в делах, но в самых незаметных пожеланиях, боясь, как огня, как бесчестия, самого незаметного лукавства в самой мимолетной мечте. Господи! Дай мне силы и постоянное желание быть истинным во всех изгибах моего ума и сердца!