Том 3. Посмертные записки Пиквикского клуба (главы XXXI-LVII). Часы мистера Хамфри

— О воззвании? Нет. Какое воззвание? — спросил принц, ибо он путешествовал по глухим и пустынным тропам и ничего не знал о том, что происходило на больших дорогах.

— Да неужто не знаете? — воскликнул крестьянин. — Чужеземная леди, на которой хотел жениться наш принц, вышла замуж за знатного иностранца, своего соотечественника, и король объявляет об этом, а также о большом народном празднестве, ибо теперь, конечно, принц Блейдад вернется и женится на леди, избранной для него отцом, которая, говорят, так же прекрасна, как полуденное солнце. Будьте здоровы, сэр! Боже, храни короля!

Принц не стал слушать дальше. Он бежал оттуда и углубился в чащу соседнего леса. Он шел все дальше и дальше днем и ночью, под палящим солнцем и холодной, бледной луной, в сухой жаркий полдень и сырою холодною ночью, в серых лучах рассвета и в красном зареве заката. Так мало думал он о времени и цели, что, держа путь на Афины, забрел в Бат.

В те времена там, где находится Бат, не было города. Не было никаких признаков человеческого жилья, ничего, что заслуживало бы название города. Но это был все тот же благодатный край, те же бесконечные холмы и долины, тот же прекрасный пролив[29], видневшийся вдали, те же высокие горы, которые, подобно житейским невзгодам, созерцаемые на расстоянии и отчасти затемненные яркой утренней дымкой, теряют свою суровость и резкость и кажутся мягкими и приятными. Растроганный мягкой красотой этого пейзажа, принц опустился на зеленый дерн и омыл слезами свои распухшие ноги.

— О! — воскликнул несчастный Блейдад, сжимая руки и горестно возводя очи к небу. — О, если бы мои скитания могли окончиться здесь! О, если бы эти тихие слезы, которыми я ныне оплакиваю обманутую надежду и оскорбленную любовь, могли вечно струиться в покое!

Его желание было услышано. Это было во времена языческих богов, которые иной раз ловили людей на слове с быстротой, в некоторых случаях чрезвычайно неуместной. Земля разверзлась под ногами принца, он провалился в пропасть, и мгновенно земля сомкнулась над его головой навеки, но его горячие слезы пробивались сквозь нее и с тех пор продолжают струиться.

Замечено, что и по сей день многие пожилые леди и джентльмены, которым не посчастливилось найти спутников, — и почти столько же молодых леди и джентльменов, стремящихся найти их, — посещают ежегодно Бат, чтобы пить воды, дарующие им силу и утешение. Это делает честь добродетельным слезам принца и подтверждает правдивость легенды».

Мистер Пиквик зевнул несколько раз, когда дочитывал рту маленькую рукопись, заботливо свернул ее и снова спрятал в ящик с письменными принадлежностями, а затем, с лицом, выражающим крайнюю усталость, зажег свечу и пошел наверх в спальню.

Он остановился, по заведенному обычаю, у двери мистера Даулера и постучался, чтобы пожелать ему спокойной ночи.

— А! — сказал Даулер. — Ложитесь спать? Хотел бы и я лечь. Скверная ночь. Ветрено, не правда ли?

— Очень ветрено, — согласился мистер Пиквик. — Спокойной ночи!

— Спокойной ночи!

Мистер Пиквик ушел в свою спальню, а мистер Даулер снова занял место у камина, исполняя опрометчиво данное обещание бодрствовать, пока не вернется жена.

Мало на свете вещей более неприятных, чем ожидание кого-нибудь, в особенности если этот кто-нибудь где-то развлекается. Вы невольно думаете о том, как быстро летит для него время, которое столь томительно тянется для вас; и чем больше вы об этом думаете, тем слабее становится у вас надежда на его скорое возвращение. Громко тикают часы, когда вы бодрствуете в, одиночестве, и вам кажется, будто вы окутываетесь паутиной. Сначала что-то щекочет вам правое колено, потом такое же ощущение начинается, в левом. Не успели вы изменить позу, как то же самое происходит с руками. Когда вы вывернули руки и ноги самым фантастическим образом, вы неожиданно ощущаете рецидив зуда в носу, который вы трете, словно хотите его оторвать, — что несомненно вы бы и сделали, если бы только могли. Глаза тоже причиняют одни неприятности, а фитиль одной свечи вырастает в полтора дюйма, пока вы снимаете нагар с другой. Эти и другие мелкие раздражающие неудобства превращают долгое бодрствование, когда все остальные улеглись спать, в развлечение отнюдь не из приятных.

Именно таково было мнение мистера Даулера, когда он сидел у камина и справедливо негодовал на бесчеловечных участников вечеринки, которые заставляли его бодрствовать. Его расположение духа не улучшилось при мысли, что ему взбрело в голову в начале вечера пожаловаться на головную боль и в результате остаться дома. Наконец, после того как он несколько раз задремывал, падая вперед на каминную решетку и откидываясь назад как раз вовремя, чтобы не выжечь клейма на лице, мистер Даулер решил, что он приляжет на кровать в задней комнате и будет думать, но, конечно, не спать.

— Я сплю крепко, — сказал мистер Даулер, бросаясь на кровать. — Надо думать, здесь я услышу стук. Да. Несомненно. Я слышу шаги сторожа. Вот он! Сейчас слышно глуше. Он заворачивает за угол. А!