Читаем Том 3. Позолоченный век полностью

Том 3. Позолоченный век

Когда друзья возвращались в тот вечер в гостиницу, Филипп, пребывавший отнюдь не в лучшем настроении, не выдержал:

— Какого черта ты сегодня так расхвастался, Гарри?

— Расхвастался? — воскликнул Гарри. — Я просто хотел, чтобы вечер прошел приятнее. А потом, я так или иначе когда-нибудь сделаю все, о чем говорил. Не все ли равно, в каком времени и наклонении я употребил какой-то там глагол? Говорил же мне дядюшка только в прошлую субботу, что я с таким же успехом могу отправляться в Аризону искать алмазы? Уж если производить впечатление, то лучше хорошее, чем плохое.

— Чепуха. Скоро ты дойдешь до того, что сам будешь верить в свои выдумки.

— Вот увидишь! Когда мы с Селлерсом добьемся ассигнования, я покажу тебе и квартиру в городе, и дом на Гудзоне, и ложу в опере.

— Боюсь, что они будут похожи на плантацию полковника Селлерса в Хоукае. Ты когда-нибудь там был?

— Ну, не сердись, Фил! Она просто прелесть, эта малютка. Почему ты раньше не говорил мне о ней?

— Кто это «просто прелесть»? — чуть не зарычал Филипп; такой оборот разговора пришелся ему совсем не по душе.

— Миссис Монтегю, конечно, кто же еще?

И Гарри остановился, чтобы закурить, и некоторое время молча попыхивал сигарой.

На этом размолвка кончилась, так как Гарри никогда не помнил зла и полминуты, а Филипп был слишком благоразумен, чтобы продолжать сердиться из-за пустяков; к тому же ведь это он пригласил Гарри в Фолкил.

Молодые люди прожили в городке целую неделю, каждый день бывали в доме Монтегю и принимали участие в обычных для Фолкила зимних развлечениях. Как друзья Руфи и семейства Монтегю, они, естественно, получали приглашения на званые вечера, а Гарри, со своей природной щедростью, дал небольшой ответный ужин без особых затей: просто танцы в гостинице и легкая закуска с прохладительными напитками. Все это стоило немалых денег Филиппу, которому пришлось оплатить счет.

Не прошло и недели, как характер Руфи предстал перед Филиппом в новом свете. Его удивило, что она способна так увлекаться пустыми забавами фолкилского «света». Ему почти не удавалось серьезно поговорить с нею. Около нее вечно порхал какой-нибудь мотылек, а когда Филипп всем своим поведением показывал ей, что ему это не нравится, она беззаботно смеялась и принималась вышучивать его серьезность; она утверждала, что он становится слишком мрачным и необщительным. В сущности, ему приходилось больше разговаривать с Алисой, и он не пытался скрыть от нее свою тревогу. Впрочем, он мог бы и не говорить этого Алисе: она сама видела все, что происходит, и достаточно хорошо знала свою половину рода человеческого, чтобы понимать, что лишь время может помочь Филиппу.

— Руфь — хорошая девушка, Филипп; она ничуть не изменила своим убеждениям и целям, но разве вы не видите, что она только сейчас обнаружила, как приятно повеселиться? Мой вам совет: не показывайте вида, что вас это задевает.

В свой последний вечер в Фолкиле друзья были в гостях у Монтегю, и Филипп надеялся, что на этот раз он увидит Руфь в другом настроении. Но ничуть не бывало: она была веселее прежнего, а в глазах и смехе ее таилось что-то опасно-проказливое.

— Проклятье! — пробормотал Филипп. — Она совсем голову потеряла!

Ему хотелось поссориться с нею, выбежать из дома с самым трагическим видом и, может быть, даже блуждать по полям где-то далеко-далеко и там подставить свое пылающее чело прохладному звездному дождю, совсем как в романах, — но ничего из этого не вышло. Руфь, как это бывает с женщинами, совершенно не чувствовала себя виноватой и очаровывала Филиппа больше чем когда-либо скромным кокетством и многозначительными недомолвками. Один раз, укоризненно перебив его гневную тираду, она даже сказала ему «ты», и сердце его отчаянно забилось, так как он впервые услышал от нее это милое слово.

Неужели ее и правда привлекала bonhomie[88]

и веселая самоуверенность Гарри? Весь вечер они оживленно болтали, и время летело для них стремительно и незаметно. Руфь пела для Гарри, и не кто иной, как он, переворачивал ей ноты и время от времени, когда считал, что это произведет должное впечатление, сам подпевал басом. Да, вечер прошел очень весело, и Филипп был от души рад, когда все кончилось, — в том числе и затянувшееся прощание с семейством Монтегю.

— До свидания, Филипп! Доброй ночи, мистер Брайерли! — донесся до них звонкий голос Руфи, когда они шли по аллее; и Филипп подумал, что Руфь не его имя назвала последним.