Том 3 Сага о Форсайтах. Книга 2

А Дорнфорд, направляясь в Харкурт-билдингс, тоже думал о Динни и о себе, но с ещё большим волнением. Ему ведь почти сорок. Властно овладевшее им желание должно осуществиться — теперь или никогда. Если он не хочет стать сухим чиновником, надо жениться и иметь детей. Жизнь его похожа на недопечённый хлеб, и лишь Динни могла бы придать ей вкус и смысл. Эта девушка стала для него… да чем она не стала! Проходя под узкими порталами Мидл-Темпл-Лейн, он сказал, обращаясь к учёному собрату, тоже спешившему домой спать:

— Как вы думаете, Стаббс, кто выиграет Дерби?

— Бог его знает, — отозвался учёный собрат, спрашивавший себя в это время, зачем он так не вовремя пошёл с козырей.

А на Маунт-стрит сэр Лоренс, войдя к жене, чтобы пожелать ей спокойной ночи, застал её сидящей в постели. На ней был кружевной чепчик, который её всегда так молодил. Сэр Лоренс, облачённый в чёрный шёлковый халат, присел на край кровати.

— Ну как, Эм?

— У Динни будут два мальчика и одна девочка.

— Ещё будут ли! Цыплят по осени считают.

— Должен же кто-нибудь… Поцелуй меня покрепче.

Сэр Лоренс наклонился и исполнил её желание.

— Когда она выйдет замуж, — сказала леди Монт, закрывая глаза, — её душа долго ещё будет там только наполовину.

— Лучше наполовину вначале, чем совсем ничего в конце… А почему ты думаешь, что она за него выйдет?

— Чувствую. Нутром. Когда дело доходит до решительной минуты, мы не любим оставаться вне игры.

— Продолжение рода? Гм…

— Если бы только он попал в беду или сломал себе ногу…

— А ты намекни ему.

— У него здоровая печень.

— Откуда ты знаешь?

— Белки глаз у него голубые. У смуглых мужчин часто бывает больная печень.

Сэр Лоренс встал.

— Я хотел бы одного, — сказал он, — чтобы Динни опять заинтересовалась своей судьбой и ей бы захотелось выйти замуж. В конце концов без невесты свадьбы не бывает.

— Кровати они купят у Хэрриджа, — пробормотала леди Монт.

Сэр Лоренс удивлённо поднял брови. Эм верна себе!

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

Та, которая отсутствием интереса к самой себе вызывала интерес стольких людей, получила в среду утром три письма.

В первом она прочла:

«Динни, дорогая,

Я попыталась заплатить свой долг, но Тони не пожелал и вылетел от меня, как пуля. Итак, я опять совершенно свободная женщина. Если услышишь что-нибудь о нём, дай мне знать.

Дорнфорд становится с каждым днём всё «интереснее». Мы говорим только о тебе, — и за это он повысил мне жалованье до трёхсот фунтов.

Любящая тебя и всех

Клер».

Во втором письме она прочла:

«Дорогая Динни,

Я пока остаюсь здесь. Кобылы прибудут в понедельник. Вчера приезжал Маскем и вёл себя очень тактично: ни слова о процессе. Я пытаюсь разводить птицу. Вы сделали бы мне огромное одолжение, узнав, кто уплатил за меня судебные издержки: это не даёт мне покоя.

Огромное спасибо за вашу всегдашнюю ко мне доброту.

Всегда ваш

Тони Крум».

В последнем письме она прочла:

«Динни, дорогая моя,

Ничего не вышло. Или он ни при чём, или он меня надул. Но если надул, то очень ловко. И всё-таки мне кажется, что надул. Если тебе действительно важно узнать, я бы на твоём месте спросил его прямо. Не думаю, чтобы он тебе сказал неправду, даже «самую маленькую». Как ты знаешь, он мне нравится: на мой, дядюшкин, взгляд он всё ещё «золотой стандарт».

Вечно преданный тебе

Адриан».

Так. Она почувствовала лёгкую досаду. И эта досада, показавшаяся ей мимолетной, не покидала её. Настроение Динни, как погода, стало снова холодным и мрачным. Она написала сестре то, что сообщил о себе Крум, и прибавила, что о Клер в письме не упоминалось. Она написала Тони Круму и не упомянула ни о Клер, ни о судебных издержках; больше всего она распространялась насчет птицы, — эта тема была совершенно безопасна.

Она написала Адриану: