Том 3 (Шаламов)

На приморском побережьеПоднимаюсь на плато.Грудь мне режет ветер свежий,Разрывающий пальто.Все, что сунется навстречу,Пригибает он к земле.Деревам крутые плечиНе расправить на скале.Но я знаю тот таежный,Чудодейственный пароль.Кину песню осторожно,Преодолевая боль.И подхватит ветер песню,Так и носит на руках.Это песне много лестней,Чем скрипеть на чердаках.Чем шептать под одеяломНеуместные слова —Все о бывшем, о бывалом

Лепетать едва-едва.И под песенной защитойЯ пройду своим путем,Неожиданно забытыйВетром, полночью и льдом.

* * *

Я — море, меня поднимает луна,И волны души отзываются стоном.Пропитанный болью до самого дна,Я — весь на виду. Я стою на балконе.Лунатик ли, пьяный ли — может, и так.Отравленный белым далеким простором,Я знаю, что ночь — далеко не пустяк,Не повод к застольным пустым разговорам.И только стихов я писать не хочу.Пускай летописец, историк, не болеНо что мне сказать моему палачу —Луне, причинившей мне столько боли?

* * *

Пичужки песня так вольна,

Как будто бы не в клеткеПоет так радостно она,А где-нибудь на ветке.В лесу, в моем родном лесу,В любимом чернолесье,Где солнце держат на весу,Достав до поднебесья,Дубы кряжистые и луч,Прорвав листву резную,Скользнув с обрывов, туч и круч,Дробит волну речную.И отражен водой речной,Кидается обратно.И солнце на листве сквознойБросает всюду пятна.И кажется, кусты задень,Задень любую ветку,Прорвется, заблистает день,И только птица — в клетке.

Но все миражи и мечтыРаскрыты птичьей песней,Достойной большей высоты,Чем даже поднебесье.

* * *

Копытят снег усталые олени,И синим пламенем огонь костра горит,И, примостившись на моих коленях,Чужая дочь мне сказку говорит.То, может быть, не сказка, а моленьеВсе обо мне, не ставшем мертвецом,Чтобы я мог, хотя бы на мгновенье,Себя опять почувствовать отцом.Ее берег от мора и от глада,От клокотанья бледно-серых вьюг,Чтобы весна была ее наградой,Подарком из отцовских рук.И в этом остром, слишком остром чувстве,Чтоб мог его принять за пустяки,Я никогда не пользуюсь искусством

Чужую грусть подмешивать в стихи.И сердца детского волнение и трепет,И веру в сказку в сумрачном краю,Весь неразборчивый ребячий лепетНе выдам я за исповедь свою.

* * *

Гора бредет, согнувши спинуКак бы под бременем забот.Она спускается в долину,Неспешно сбрасывая лед.Она держаться в отдаленьеПривыкла, вечно холодна.Свои под снег укрыла мненьяИ ждет, пока придет весна.Тогда отчаянная зелень,Толкая грязный, липкий снег,Явит служенье высшим целямИ зашумит, как человек.

* * *