Том 3. Странные люди

– Ну, все, – сказал медведь обреченно, – надо уходить. Я так и знал, что пройдут.

Они помолчали.

– Слушай, – заговорил медведь, – ты там ближе к городу... какие условия в цирке?

– Вроде ничего... Я, правда, не шибко знаю, но так, слышно, ничего.

– Как насчет питания, интересно... Сколькиразовое?

– Шут его знает. Хочешь в цирк?

– Ну, а что делать-то? Хочешь не хочешь – пойдешь. Куда больше?

– Да... – вздохнул Иван. – Дела.

– Сильно безобразничают? – спросил медведь, закуривая. – Эти-то.

– А что же... смотреть, что ли, будут?

– Это уж... не для того старались. Погарцуют теперь. Тьфу, в душу мать-то совсем!.. – медведь закашлялся. Долго, с храпом, кашлял. – Еще откажут вот... в цирке-то – собрался. Забракуют. Легкие, как тряпки, стали. Бывало пробку вышибал – с оглоблю толщиной вылетала, а давеча за коровой погнался... кхо, кхо, кхох... с версту пробежал и язык высунул. А там небось тяжести надо подымать.

– Там надо на задних лапах ходить, – сказал Иван.

– Зачем? – не понял медведь.

– Да что же ты, не знаешь, что ли? Тех и кормят, кто на задних лапах умеет. Любая собака знает...

– Да какой интерес-то?

– Это уж я не знаю.

Медведь задумался. Долго молчал.

– Ну и ну, – сказал.

– У тебя семья-то есть? – поинтересовался Иван.

– Где!.. – горько, с отчаянием воскликнул Михайло Иванович. – Разогнал. Напился, начал буянить-то – они все разбежались. Где теперь, сам не знаю, – он еще помолчал. И вдруг встал и рявкнул: – Ну, курва!.. Напьюсь водки, возьму оглоблю и пойду крушить монастырь!

– Зачем же монастырь-то?

– Они же там!..

– Нет, Михайло Иваныч, не надо. Да ты и не попадешь туда.

Михайло Иваныч сел и трясущимися лапами стал закуривать.

– Ты не пьешь? – спросил.

– Нет.

– Зря, – зло сказал Михайло Иваныч. – Легче становится. Хошь, научу?

– Нет, – решительно сказал Иван. – Я пробовал – она горькая.

– Кто?

– Водка-то.

Михайло Иваныч оглушительно захохотал... И хлопнул Ивана по плечу.

– Эх, дите ты, дите!.. Чистое дите, ей-богу. А то научу?

– Нет, – Иван поднялся с лесины. – Пойду: время осталось с гулькин нос. Прощай.

– Прощай, – сказал медведь.

И они разошлись в разные стороны.

И пришел Иван к избушке бабы Яги. И хотел уж было мимо пройти, как услышал – зовут:

– Иванушка, а Иванушка!.. Что ж мимо-то?

Оглянулся Иван – никого.

– Да здесь я, – опять голос, – в сортире!

Видит Иван – сортир, а на двери – замок пудовый. А голос-то оттуда, из сортира.

– Кто там? – спросил Иван.

– Да это я, дочка бабы Яги... усатая-то, помнишь?

– Помню, как же. А чего ты там? Кто тебя?

– Выручи меня отсюда, Иванушка... Открой замок. На крылечке, под половиком, ключ, возьми и открой. Потом расскажу все.

Иван нашел ключ, открыл замок. Усатая дочь бабы Яги выскочила из сортира и стала шипеть и плеваться.

– Вот как нынче с невестами-то!.. Ну, змей!.. Я тебе этого не прощу, я тебе устрою...

– Это Горыныч тебя туда законопатил?

– Горыныч... Тьфу, змей! Ладно, ладно... чердак в кубе, я тебе придумаю гауптвахту, гад.

– За что он тебя? – спросил Иван.

– Спроси у него!.. Воспитывает. Полковника из себя изображает – на гауптвахту посадил. Слова лишнего не скажи! Дубина такая, – дочка бабы Яги вдруг внимательно посмотрела на Ивана. – Слушай, – сказала она, – хочешь стать моим любовником? А?

Иван оторопел поначалу, но невольно оглядел усатую невесту: усатая-то она усатая, но остальное-то все при ней, и даже больше – и грудь, и все такое. Да и усы-то... это ведь... что значит усы? – темная полоска на губе, какие это, в сущности, усы, это не усы, а так – признак.

– Я что-то не понял... – замялся Иван. – Как-то это до меня... не совсем... не того...

– Ванька, смотри! – раздался вдруг голос Ильи Муромца. – Смотри, Ванька!

– Начинается! – поморщился Иван. – Заванькал.

– Что начинается? – не поняла невеста; она не могла слышать голос Ильи: не положено. – Можно подумать, что тебе то и дело навязываются в любовницы.

– Да нет... – сказал Иван, – зачем? Я в том смысле, что... значит, это... дело-то такое...

– Чего ты мямлишь-то? Вот мямлит стоит, вот крутит. Да – так да, нет – нет, чего тут крутить-то? Я другого кого-нибудь позову.

– А баба Яга-то?..

– Она в гости улетела. А Горыныч на войне.

– Пошли, – решился Иван. – У меня полчаса есть еще. Побалуемся.

Вошли они в избушку...

Иван скинул лапоточки и вольготно прилег пока на кровать.

– Устал, – сказал он. – Ох, и устал же! Где только не был! И какого я только сраму не повидал и не натерпелся...

– Это тебе не на печке сидеть. Что лучше: салат или яишенку?

– Давай чего-нибудь: на скорую руку... Время-то – к свету.

– Успеешь. Лучше мы яишенку с дороги-то – посытней. – Дочь бабы Яги развела на шестке огонек под таганком, поставила сковородку.

– Пусть пока разогревается... Ну-ка, поцелуй меня – как ты умеешь? – и дочь бабы Яги навалилась на Ивана и стала баловаться и резвиться. – О-о, да ты не умеешь ничего!.. А лапти снял!

– Кто не умеет? – взвился Иван соколом. – Я не умею? Да я тут счас так размахнусь, что ты... Держи руку! Руку держи!.. Да мою руку-то, мою – держи, чтоб не тряслась. Есть? Держи другую, другую держи!.. Держишь?

– Держу! Ну?

– Отпуска-ай, – заорал Иван.