Том 3. Супрематизм. Мир как беспредметность

Такова<я> крепость в Искусстве тоже была в виде предметности Государственной, общественной и Религиозной. Был определенный вес, не присущий Искусству, и вес его удалось сдвинуть с векового фундамента только в двадцатом веке. Тысяча девятьсот восьмой, девятый, десятый были год<ами> в жизни Искусства, выдающимися по своему сдвигу. Кубизм, футуризм сделали огромное дело в разрушении фундамента, на котором веками покоился предметный общественно-религиозный вес, — вес предметный разрушился, и обломки его, сохраняя признаки предметного происхождения, стали в новой системе. Новая система создала новую форму весу. В 1913 году произошло разрушение последней системы веса введением Супрематизма как беспредметной системы. О Супрематической системе я могу говорить <это> утвердительно, так как все другие группировки изобретателей присоединились к Государственной предметности, или Социалистическим системам, что и стало их содержанием в надежде, что новая Социалистическая система разрушит предвечный экономический вес и для них возникнет новое содержание, которое они воплотят в свои формы Искусства.

Но тут нужно не забыть того, что само содержание не есть нечто бесформенное, наоборот, содержание Социалистического Государства имеет очень строгую систему как форму материальную — так что какие формы для формы могут создавать его художники?

Социалистический сдвиг — сдвиг веса одной части организма; Искусству нужно сделать другой сдвиг веса, в области Искусства, ибо оно архитектура единого тела. Таким образом создалась новая группировка художников, но та-ковы<е> художники никогда не будут участвовать в весе самого Искусства. И я полагаю, что последнее присоединение художников к Социалистам есть ошибка; так, перед Социалистами стоит один вес, а перед Искусством другой, — два разных средства и разный вес. Ошибка обнаружится тогда, когда Социалистам, и Социалистам крайним, удастся преодолеть экономически-материальный и политический вес, тогда обнаружится во всей силе харчевая техника, формы которой будут возникать не из беспредметного состояния Искусства, а <по> нужде и необходимости. Таким образом, художники <на> три четверти <от> целого будут в зависимости от Социалистической нужды, потеряют свое оформляющее начало нового сдвига веса.

Отсюда личная зависимость художника, <он> подчинится личности в целом Социалиста, тогда когда личность Социалиста будет торжествовать, ибо само преодоление — его свобода, этой свободе подчинены все остальные профессии и силы в Социалистическом Государстве. В таком случае Искусство или вся художественная культура, действительно, только средство — в первом случае форма агитации и <во> втором случае — венец Социалистической харчевой формы. Но этот венец может быть тогда, когда новая форма архитектурная вытечет из идеологии Искусства.

Вскрывшаяся идея или сущность Искусства указывает другое — указывает то, что оно имеет свои пути и свою свободу. Эти пути ничуть не расходятся с движением Социалистического Искусства в преодолении веса⁷⁴. Наоборот, распределяя вес своей сущности, оно <Искусство> создает форму ту, которая свяжется с экономической жизнью, выявив в себе существо человечества в творческом проявлении беспредметной системы его движения. До сих пор движение его развивается потому, что в конечном предполагает получить благо, и до сих пор благо это выражалось главным <образом> в харчах, ибо все духовные движения тоже не исключаются из харчевого стремления достигнуть Религиозного блаженства; <они> сводятся <к тому, чтобы,> во-первых, получить награду, во-вторых, обещается избавление от всякого тлена или забот земных, как будто в небесном ничего твориться не будет. Но интересно, <что> человек в последнем небе вовсе не предвидит того, что благом будет исключительно духовная молитва перед вечностью, <а> все блага на земле заключаются в харчевом; очевидно, что харчевой человек не помирится с последним — привыкший видеть благо в харчевом, <он> захочет видеть их и в небе. Для этого изобретен выход — харчевое тело остается на земле, а душа, питающаяся духом, идет в небо.

Возможно ли такое разделение, отъединение духа от тела или души, раз тело составляет архитектуру последней (дух и материя разные по весу явления)? По моему предположению, это отъединение сделать нельзя, поскольку на ше сознание находится в представлении материи как тела. Но разделение существует, и весь упор человеческого усилия идет к одной силе духовной, через поднятие духа собирается привести все материи в нужное состояние. Отсюда усмотреть возможно то, что материя, приведенная через силу духа, уже одухотворена и потому предполагается жизненной и духовно легкой, — само же физическое разрешение любого вопроса без духовного участия считается безжизненным неодаренным состоянием.

Следовательно, человечество стремится выделить из себя духовную силу, но предполагаю, что выделения духовной силы в чистом виде не было, — всякий духовный момент был взят для чисто целеполезных достижений, но никогда для своего собственного проявления.