Том 3. Время реакции и конситуционные монархии. 1815-1847. Часть первая

Альфред де Мюссе.

Альфред де Мюссе, который сначала был чистым романтиком, влюбленным если не в Восток, то, по крайней мере, в Испанию, Италию и Шекспира, — неуравновешенный, своенравный, всецело отдавшийся полету воображения, самовластно господствовавшего над самим автором, изумлял, смущал и восхищал читателей своими произведениями в начале 30-х годов. Затем бурные страсти и пережитые страдания указали ему его настоящее призвание, которое заключалось в том, чтобы заставлять говорить, плакать и вопить свое сердце. Он воспевал свою трагическую любовь с такой искренностью, с таким глубоким чувством и страстным красноречием, что — как всегда бывает в подобных случаях — из самого субъективного поэта сделался самым всеобъемлющим; при чтении его произведений каждый читатель может подумать, и действительно думает, что Мюссе воспел с такой силой его собственные страдания. Ночи и Воспоминания образуют как бы эпопею сердечных мук, причиняемых любовью, и через тысячу лет они будут такими же юными и свежими, какими были шестьдесят лет назад, или какими являются в настоящее время. Они были бы такими же, не будучи облечены в подобную форму; а могучая, полная, гармоническая форма без лишних украшений и завитков, безыскусственная, пылкая и истинно лирическая, едва лишь подернутая декламацией (дань времени), дает Мюссе право на звание настоящего классика и ставит его в ряды великих стилистов, подобно тому как по силе вдохновения он является одним из величайших французских поэтов.

Этого уже, без сомнения, достаточно для славы; но в те минуты, когда Мюссе не был страстным и печальным элегическим поэтом, он был-приветливым, изысканным и остроумным. Этой чертой характера он связан с XVIII веком, подлинная грация которого была в ту эпоху немного позабыта под влиянием вполне законного презрения к искусственности грации. Мюссе был очаровательным рассказчиком. Исповедь сына века еще несколько страдает напыщенностью, свойственной людям 30-х годов, но его рассказы и новеллы в прозе написаны легко, просто, без прикрас, самым простым и изящным языком, какой только можно себе представить.

Наконец, драматические произведения Мюссе — то с деликатной и остроумной примесью шекспировской фантазии, то в чисто современном духе, как будто они вышли из салона сороковых годов и написаны для светского любительского спектакля, проникнутые иногда глубокой психологией (Лорензаччио), иногда мучительной патетикой автора Ночей (Капризы Марианны, С любовью не шутят) и чаще всего восхитительной легкостью, непринужденной и лукавой грацией, заставляющей вспоминать о Мариво (Каприз, Никогда пе надо зарекаться, Дверь должна быть заперта или открыта), — кажутся редкой и драгоценной игрушкой в наш век, заваленный драматическими произведениями, в которых больше ума, чем таланта, больше талаЦта, чем грации, и в особенности больше ремесленной сноровки, чем естественности.

Этот чудесно одаренный человек, который при желании проявлял много вкуса и вдохновения, и умел, при всей своей фантазии и экзальтированной чувствительности, быть остроумным, слишком рано загубил порывами темперамента свои изумительные духовные способности и за какие-нибудь пятнадцать лет создал все то значительное и изящное, что осталось после него. Он не достиг зрелости. Таланта у него было достаточно, чтобы пройти вторую половину поприща, быть может, не столь прекрасную, как первая, но все же способную увеличить его славу и подарить нам новые наслаждения. Он родился в 1810 году, начал сво. ю литературную деятельность в 1830.году и умер в 1857 году.

Теофиль Готье. Теофиль Готье дебютировал в литературе одновременно с Альфредом и Мюссе. Он был по профессии живописец, но слабость зрения заставила его расстаться с кистью; однако и в своих литературных произведениях он остался исключительно живописцем. Он дебютировал поэмами в романтическом духе, как Альбертюс и Комедия смерти, где все, что выходит из рамок описаний, никуда не годится, но вся описательная сторона замечательна. В своих прозаических и стихотворных путевых заметках он продолжал давать эскизы, офорты, акварели или масляные картины, большая часть которых написана очень эффектно, а некоторые положительно превосходно.

Наконец, как бы овладев в совершенстве кистью и резцом, Готье вскоре после 1848 года дал свой стихотворный шедевр Эмали и Камеи, где перо писателя соперничает со всеми орудиями изобразительных искусств. На такой степени совершенства эта художественная «транспозиция» (выражение самого Готье) является настоящим чудом и как бы обогащает литературу новой областью. Все победы, даже те, из которых нельзя, по видимому, извлечь особенной пользы, заслуживают уважения, и мы должны быть благодарны Теофилю Готье за это новшество. Эмали и Камеи займут свое место во французской литературе, как исключительная художественная редкость, обнаруживающая руку изумительного работника.