Том 4

в комнатушку в башенке, откуда час назад его выволокли солдаты. Эбигейл, едва удостоверившись, что ее сыну больше ничто не угрожает, бессильно опустилась на кучу тряпья и теперь, пока его переносили наверх, продолжала сидеть в тупом оцепенении. Когда же она убедилась, что люди, окружающие Джэба, желают ему добра, а не зла, она то¬ же побрела в каморку за всеми остальными. Полуорт, казалось, полагал, что для Джэба и так было уже достаточно сделано; он хмуро стоял в стороне, ожи¬ дая, что еще будет угодно Сесилии. Она же с чисто жен¬ ской заботливостью следила за тем, как слуги переносили больного, а теперь попросила их выйти за дверь и дожи¬ даться ее дальнейших распоряжений. Когда Эбигейл молча уселась у ложа больного, в комнате, кроме матери и сына, остались только Полуорт, Сесилия и неизвестный, который привел ее сюда. Каморка освещалась лишь отбле¬ сками еще тлевшей пакли и жалким огарком и в этом ту¬ склом свете казалась еще более убогой. Хотя Сесилия вела себя с солдатами твердо и реши¬ тельно, она сейчас охотно воспользовалась полумраком, чтобы скрыть свое лицо даже от взгляда несчастной жен¬ щины, сидевшей подле сына. Сесилия стала в тень и, на¬ кинув на голову капюшон, обратилась к дурачку. — Я пришла сюда не для того, чтобы наказать тебя или грозить тебе, Джэб Прей, — сказала она, — а затем, чтобы расспросить тебя кое о чем, и с твоей стороны было бы дурно, даже жестоко солгать мне или скрыть от меня... — Вам нечего бояться: мой сын скажет только прав¬ ду, — перебила ее Эбигейл. — Всемогущий, отняв у него разум, пощадил его душу — мальчик не знает, что такое обман. Ах, если бы небу было угодно, чтобы то же можно было сказать о грешной женщине, давшей ему жизнь! — Я надеюсь, что ваш сын своим поведением под¬ твердит ваши слова, — ответила Сесилия. — Я задам ему несколько вопросов с полной верой в его правдивость. Но, чтобы вы убедились, что я беспокою его не из пустой прихоти, я объясню вам, зачем я пришла сюда. — Она поколебалась мгновение и, бессознательно отвернув лицо, продолжала: — Я думаю, Эбигейл Прей, вы знаете меня? — Да, да, — ответила та нетерпеливо, словно чувствуя, что изысканное изящество гостьи делает еще более унизи¬ 313

тельным ее собственное убожество. — Вы счастливая и богатая наследница той, кого сегодня опустили в склеп. Могила раскрывается для всех одинаково: для богатого и бедного, для счастливого и несчастного! Да! Да! Я знаю вас. Вы жена сына богача. Сесилия откинула со лба темные локоны и, гордо под¬ няв залившееся яркой краской лицо, ответила с достоин¬ ством: — Если вы слышали о моем браке, вас не должно удивлять, что судьба майора Линкольна тревожит меня. Я хотела узнать у вашего сына, что сталось с моим мужем. — У моего мальчика! У Джэба! Узнать о вашем муже у бедного, презренного сына нищеты и болезни! Нет, нет, сударыня, вы смеетесь над нами — он недостоин хранить тайны таких важных и счастливых господ! — Однако я уверена, что он что-то знает. Разве чело¬ век, по имени Ральф, не был постоянным гостем в вашем доме в течение всего прошлого года? И разве он не скры¬ вался здесь несколько часов назад? Эбпгейл вздрогнула, услышав этот вопрос, но, не ко¬ леблясь, ответила прямо: — Это верно! Если меня следует наказать за то, что я даю приют тому, кто неизвестно откуда приходит и неиз¬ вестно куда уходит, кто умеет читать в сердцах людей и знает то, что простым смертным знать не дано, что ж, я должна подчиниться. Он был здесь вчера; он может прий¬ ти сегодня ночью опять; он приходит и уходит, когда ему вздумается. Может быть, ваши генералы, ваша армия мо¬ гут запретить ему приходить сюда, но не я. — Кто сопровождал его, когда он в последний раз ушел от вас? — спросила Сесилия таким тихим голо^ сом, что его было бы трудно расслышать, если бы не глу¬ бокая тишина, царившая кругом. — Мое дитя, мое слабое, неразумное, несчастное ди¬ тя! — вскричала Эбигейл с такой поспешностью, слов¬ но она хотела любой ценой положить конец мучитель¬ ным сомнениям. — Если постоянно следовать за этим человеком без имени преступно, то значит, Джэб — измен¬ ник. — Вы ошибаетесь: с вами не случится ничего дурного при условии, что вы скажете мне только правду!, — Правду! — повторила женщина, мерно покачиваясь 314