Том 4. Белая гвардия, Дни Турбиных

Грандиознейший хор внезапно подхватывает.

Огнем шрапнельным я крещенИ черным бархатом обвился.

Студзинский(манит к себе). Прапорщик, пожалуйте сюда.

К нему подбегает 2-й офицер.

Помогите мне сорвать кисею с портрета.

2-й офицер. Слушаю-с.

Поднимается со Студзинским наверх к портрету, шашками срывает кисею. Появляется громадный Александр I. Скупой зимний, последний луч падает на портрет. Гул. Удивление. Отдельные выкрики: «Александр Первый. Александр Первый.», «Императору Александру Первому ура…» Страшный рев: «Ура».

Студзинский (2-му офицеру). Скажите командирам батарей, чтобы вывели дивизион на прогулку, пусть разомнутся.

2-й офицер. Слушаю-с. (Убегает.)

За сценою звуки марша постепенно приближаются.

Юнкер(появившись возле Студзинского). Господин капитан, оркестр подошел.

Студзинский. Превосходно. Ведите его к дивизиону.

Звуки марша ближе. Марш обрывается.

Мышлаевский

. Дивизион, смирно. Первая батарея, левым плечом вперед.

3-й офицер. Вторая батарея, шагом марш.

Оркестр начинает марш — мотив Николкиной песни. Дивизион поет оглушительно вместе с оркестром:

Идут и поют юнкера гвардейской школы,Трубы, литавры, тарелки звенят.Модистки, кухарки, горничные, нянькиВслед юнкерам проходящим глядят.Гей, песнь моя, любимая,Буль, буль, буль, бутылка казенного вина.

Грузный топот марша постепенно стихает, удаляясь. Студзинский и Алексей на площадке.

Алексей(указывая на портрет). Правильно, капитан. А гляньте-ка, и солнце, как нарочно, вышло. Воистину — се дней Александровых восходящее солнце[81].

Студзинский. Да, немножко взвинтились, а то совсем скисли.

Санитар(появляясь). Господин доктор, большие и малые ящики вскрывать?

Алексей. Сейчас я посмотрю. (Уходит с санитаром.)

Юнкер. Господин капитан, командир дивизиона!

Студзинский, поправляя пояс, бежит навстречу.

Малышев(выходит). Здравствуйте, капитан.

Студзинский

. Здравие желаю, господин полковник.

Малышев. Дивизион одет?

Студзинский. Так точно, все приказания исполнены.

Малышев. Какие ваши впечатления?

Студзинский. Драться будут, но полная неопытность. На сто двадцать юнкеров — сто человек студентов, не умеющих в руках держать винтовку. (Пауза.) Великое счастье, что хорошие офицеры попались, в особенности новый — Мышлаевский. Как-нибудь справимся.

Малышев. Так-с. Ну-с, вот что. Потрудитесь после моего осмотра весь дивизион, за исключением офицеров и человек шестидесяти опытных юнкеров, коих вы оставите на охране здания и у орудий, распустить по домам с тем, чтобы завтра на рассвете в семь часов весь дивизион был в сборе здесь.

Студзинский(поражен). Господин полковник! Разрешите доложить. Это невозможно. Единственный способ сохранить дивизион хоть сколько-нибудь боеспособным — это задержать его на ночь здесь.

Малышев. Капитан Студзинский, я вам прикажу в ведомости выписать жалованье не как старшему офицеру, а как лектору, читающему командирам дивизионов, и это мне будет неприятно, потому что в вашем лице я предполагал иметь именно старшего офицера, а не штатского профессора. Ну-с, так вот: лекции мне не нужны. Попрошу вас советов мне не давать. Слушать, запоминать, а запомнив — исполнять.

Студзинский. Слушаю, господин полковник.

Малышев. Эх, Александр Брониславович, я вас знаю не первый день как опытного и боевого офицера. Но ведь и вы меня знаете. Стало быть, обиды нет. Обида в такой час неуместна. Я неприятно сказал — забудьте. Ведь вы тоже…

Студзинский. Точно так. Я виноват.

Малышев. Ну-с, и отлично. Словом, все на завтра. Завтра будет яснее видно. Во всяком случае, скажу заранее, на орудие — внимания нуль. Имейте в виду, лошадей не будет, снарядов тоже. Стало быть, завтра утром — стрельба из винтовок. Стрельба и стрельба. Как хотите, а к полудню выучите их стрелять.

Студзинский. Слушаю. Господин полковник, разрешите спросить.