Том 4. Черный карлик. Пуритане

   —      Вы всегда были моею заступницей, Эли, — сказал Мортон, и домоправительница отнеслась совершенно спокойно к этому фамильярному обращению,— вы никому, кроме себя самой, не позволяли меня бранить, я в этом уверен. Но где же дядя?

   —      В Эдинбурге, — ответила Элисон. — Почтенный джентльмен предпочел уехать да посиживать у камелька, пока в нем теплится огонек. Беспокойный он человек и всегда чего-то боится, — да вы знаете не хуже моего, каков наш хозяин.

   —      Он, надеюсь, здоров? — спросил Мортон.

   —      Нельзя пожаловаться, — ответила домоправительница, да и с добром пока что благополучно; уж мы изворачивались, как только могли, и хотя солдаты из Тиллитудлема отобрали у нас корову — ту самую, красную, и еще старую Хекки (вы помните, конечно, обеих), но зато и продали нам задешево четырех — тех, что гнали в тиллитудлемский замок.

   —      Продали? — переспросил Мортон. — Как это продали?

   —      А так, что их послали собирать продовольствие для гарнизона, — ответила домоправительница, — вот они и взялись за старое дело, разъезжая по всей округе да меняя и продавая, что успели собрать, совсем как гуртовщики в западных округах. Я уверена, что майору Беллендену досталась самая малость, хотя они всюду забирали от его имени.

   —      В таком случае, — торопливо проговорил Мортон,— гарнизон, вероятно, терпит лишения?

   —      Конечно, терпит, — ответила Эли, — в этом можно не сомневаться.

   Неожиданная мысль озарила Мортона: «Берли сознательно меня обманул; его религия так же допускает коварство, как оправдывает жестокость».

   —      Я не могу оставаться, миссис Уилсон, я должен немедленно ехать.

   —      Как же так? А перекусить? Погодите немножко, — захлопотала встревоженная домоправительница,— я мигом что-нибудь соберу, как делала это для вас в лучшие дни.

   —      Не могу, Элисон, — сказал Мортон. — Кадди, готовь коней.

   —      А я им только что засыпал зерна, — ответил преданный ординарец.

   —      Кадди! — воскликнула Эли. — Да что вы таскаете за собой этого злосчастного парня? Это он со своей полоумной мамашей принесли несчастье нашему дому.

   —      Потише, потише, — заметил Кадди. — А вам пора бы позабыть да простить, миссис Элисон. Матушка моя в Глазго, у моей тетушки, ее старшей сестры, и никогда больше не станет вам докучать; а я теперь слуга самого начальника и забочусь о нем получше, чем делали это вы сами; видали ли вы его когда-нибудь в таком красивом наряде?

   —      Что правда, то правда, — сказала домоправительница, разглядывая с видимым удовольствием своего молодого хозяина и находя, что его новый костюм ему очень к лицу, — у вас, пока вы жили в Милнвуде, не было этого расшитого галстука. Я его никогда не видала.

   —      Еще бы, миссис, — заявил Кадди, — когда я добыл его собственною рукой: он из вещей лорда Эвендела.

   —      Лорда Эвендела, — повторила старуха, — это его, кажется, виги собираются завтра утром повесить.

   —      Виги собираются повесить лорда Эвендела? — переспросил пораженный Мортон.

   —      Да, собираются, — подтвердила домоправительница.— В ночь на вчера он сделал вылазку, или салиду, как это зовется на их языке (мою мать звали Салли; не возьму в толк, к чему давать христианские имена таким нехристианским делам). И, когда он вышел из Тиллитудлема, чтобы раздобыть немного еды, его людей прогнали назад, а самого захватили, и начальник вигов Белфур поставил для него виселицу и поклялся (или торжественно объявил, потому что они не хотят произносить клятву), что, если гарнизон замка не сдастся к завтрашнему рассвету, они вздернут молодого лорда, беднягу, на такую же высоту, на какой некогда был повешен Аман. Да, тяжелые теперь времена! Но тут ничего не поделаешь; а потому садитесь-ка да покушайте хлеба с сыром, пока не будет готово что-нибудь лучшее. Я бы вам и вовсе не рассказывала про это, если бы знала, что отобью охоту к обеду, медовый вы мой.

   —      Сейчас же седлать коней, Кадди, все равно сыты они или нет. Нам нельзя отдыхать, пока мы не доберемся до замка.

   И, несмотря на уговоры Эли, они тотчас тронулись в путь.