— Раз так, то вы должны Знать, что мы умираем с голоду, как я говорила, и что это длится уже много дней сряду; майор клянется, что со дня на день ждет помощи и не сдаст замка врагу, пока мы не съедим его старых ботфортов, а у них подошвы, как вы, наверное, помните, страшно толстые, не говоря уж о том, что они сшиты из грубой кожи. Драгуны, напротив, считают, что им все же придется сдаться; они не могут переносить голода, потому что, размещаясь на вольных квартирах, привыкли к обжорству. И с той поры как лорда Эвендела взяли в плен, на них нет никакой управы, и Инглис говорит, что сдаст замок вигам вместе с майором и обеими леди в придачу, если только мятежники пообещают солдатам отпустить их на волю.
— Негодяи! — воскликнул Мортон. — Но почему они не хотят договориться об общих условиях капитуляции?
— Они боятся, что тогда им не будет пощады; ведь они наделали много зла в нашей округе; и потом Берли уже повесил одного или двух из них — вот они и хотят вытащить из петли свои шеи за счет порядочных и благородных людей.
— И вас послали, — продолжал Мортон, — чтобы сообщить лорду Эвенделу грустные новости о готовящемся в Тиллитудлеме бунте?
— Вот именно, — ответила Дженни. — Том Хеллидей пожалел меня, и рассказал обо всем, и вывел из замка, чтобы я сообщила эти новости лорду Эвенделу, если только мне удастся проникнуть к нему.
— Но разве, пребывая в плену, он мог бы чем-нибудь помочь вашей беде?
— Увы, это верно, — подтвердила со вздохом Дженни, — но, может, ему удалось бы договориться о сносных условиях, или, может, он бы что-нибудь нам посоветовал, или, может, послал бы со мной приказание драгунам вести себя лучше, или...
— Или, может быть, — закончил за нее Мортон,— вы должны были попытаться устроить ему побег?
— А если и так, — ответила горячо Дженни,— разве мне впервой помогать попавшему под замок?
— Верно, Дженни,— сказал Мортон, и я проявил бы черную неблагодарность, если бы позволил себе об этом забыть. Но вот и Кадди с закуской; я иду к лорду Эвенделу и передам ему все, что вы сообщили, а вы между тем подкрепитесь и выпейте немного вина.
— Вам не мешало бы знать, — сказал Кадди своему господину, — что эта Дженни... эта мисс Деннисон подольщалась к Тому Ренду, что служит у мельника. Она хотела пробраться к лорду Эвенделу, да так, чтобы никто про это не знал. Ей, разбойнице, и в голову не приходило, что тут же, рядышком с нею, был не кто иной, как я сам.
— А как ты перепугал меня, Кадди, когда подобрался сзади да хвать! — сказала Дженни, отталкивая его слабой рукой.— Ах, если б ты не был таким старым знакомым, я бы показала тебе, наглец ты этакий...
Кадди, смягчившись, расплылся в улыбке и поглядывал с нежностью на лукавую госпожу своего сердца.
Мортон между тем, завернувшись в плащ и сунув под мышку палаш, направился к месту заключения пленного. Подойдя к дому, где тот помещался, он спросил часового, не случилось ли чего-нибудь достойного упоминания.
— Ничего особенного, — выслушал он в ответ. — Вот разве девчонка, которую задержал Кадди, да еще гонцы, посланные мистером Белфуром: один —к Эфраиму Мак-Брайеру, другой — к Габриелю Тимпану. (Оба они в то время гремели с церковной кафедры, проповедуя в городках, расположенных между лагерем Берли и штаб-квартирой повстанческой армии в Гамильтоне.)
— С тем, конечно,— сказал Мортон, изображая полнейшее равнодушие, — чтобы вызвать их в лагерь.
— Верно так, — сказал часовой, успевший покалякать с гонцами перед их выездом.
«Он вызвал их, чтобы обеспечить себе большинство в военном совете, — подумал про себя Мортон.— Он хочет добиться с их помощью одобрения любого злодейства, которое замыслил или замыслит; он намерен подавить силою всякое сопротивление его произволу. Нужно торопиться,, иначе я упущу случай».
Войдя в помещение, служившее тюрьмой для лорда Эвендела, — это была отвратительная каморка на чердаке жалкой лачуги, — он увидел его в оковах, сидящим на старом, изодранном тюфяке. Пленный не то дремал, не то был погружен в глубокие думы. Услышав шаги, он повернулся к Мортону и поднялся со своего места. Из-за потери крови, бессонных ночей и длительного недоедания наружность его изменилась настолько, что никто не мог бы узнать в нем того решительного и смелого воина, который так мужественно сражался при Лоудон-хилле. Он был, видимо, удивлен неожиданным появлением Мортона.
— Мне горестно видеть вас в таком положении, — сказал Генри.
— Я слышал, что вы страстный любитель поэзии,— ответил молодой лорд, — а раз так, мистер Мортон, то вы помните, наверно, эти стихи:
Но будь мое заключение и менее сносным, я склонен думать, что завтра меня все равно ожидает полное освобождение.
— Вы имеете в виду смерть? — спросил Мортон.