Том 4. Черный карлик. Пуритане

   —      Находились ли вы на поле сражения у Босуэл-бриджа? — последовал первый вопрос, прогремевший в его ушах.

   Кадди собрался было отвечать отрицательно, но, подумав немного, сообразил, что если он будет изобличен во лжи, то это обойдется ему, пожалуй, недешево; поэтому он с чисто каледонской уклончивостью ответил:

   —      Не могу сказать точно, может и был.

   —      Отвечай прямо, мошенник, был или не был? Ты же знаешь, что был.

   —      Не мне возражать вашей светлости, — ответил на это Кадди.

   —      Я спрашиваю еще раз, были ли вы у Босуэл-бриджа? Да или нет? — сказал герцог, теряя терпение.

   —      Дорогой сэр, — продолжал упорствовать Кадди, — разве удержишь в памяти, где ты побывал за свою жизнь?

   —      Говори, негодяй! — вскричал генерал Дэлзэл.— Или я вышибу тебе зубы эфесом вот этой шпаги! Неужели ты думаешь, что мы будем топтаться на одном месте, хитрить и возиться с тобой полный день, как борзые, выслеживающие зайца?[48]

   —     Когда так, — сказал Кадди, — раз вам хочется этого, пишите: я не отрицаю, что побывал в этом месте.

   —     Итак, — сказал герцог, — как вы считаете, является ли участие в этой битве государственным преступлением?

   —     Как же мне высказать свое мнение, сударь,— ответил осмотрительный пленник, — если дело идет о том, быть ли мне вздернутым или нет? Но не думаю, чтобы это было хоть чуточку лучше.

   —     Лучше, чем что?

   —     Чем преступление, как изволит называть ваша светлость, — ответил Кадди.

   —     Вот это называется говорить дело, — заявил его светлость. — Были бы вы довольны, если бы король даровал вам милость и прощение за ваше участие в мятеже при условии, что отныне вы станете посещать церковь и молиться за короля?

   —     С удовольствием, сэр, — ответил не слишком твердый в своих убеждениях Кадди, — и готов выпить в придачу за его здоровье, если эль будет хороший.

   —     Каков! — заметил герцог. — Вот это малый сговорчивый. Что же довело тебя до этой беды, приятель?

   —     Дурной пример, сэр, — отвечал Кадди, — и еще виновата, с позволения вашей светлости, моя старая, выжившая из ума матушка.

   —     Ну, бог с тобою, приятель, — ответил на это герцог, — остерегайся в будущем дурного совета. Мне сдается, что ты не таков, чтобы изменить по собственному почину. Записать в протокол, что он освобождается от наказания. Поднесите поближе этого негодяя на стуле.

   Мак-Брайера перенесли на то место, где обычно ставили подсудимых для допроса.

   —      Находились ли вы на поле сражения у Босуэл-бриджа? — последовал тот же вопрос, что был задан и Кадди.

   —      Находился, — ответил пленник смелым и решительным тоном.

   —      Вы были вооружены?

   —      Нет, не был, я присутствовал в качестве проповедника слова божия, чтобы ободрять тех, кто обнажил меч в защиту дела господня.

   —      Иными словами, чтобы помогать мятежникам и их подстрекать? — спросил герцог.

   —      Ты сказал истинно, — ответил на это пленник.

   —      Хорошо, — продолжал допрашивающий. — Нам желательно знать, видели ли вы среди мятежников Джона Белфура Берли? Вы его, надо полагать, знаете?

   —      Возношу свою благодарность господу, что знаю его, — ответил Мак-Брайер, — он ревностный и истинно верующий христианин.

   —      А где и когда вы видели в последний раз эту благочестивую личность? — последовал новый вопрос.

   —      Я здесь, чтобы отвечать за себя, — заявил с тем же бесстрашием Эфраим Мак-Брайер, — а не затем, чтобы предавать в ваши руки других.

   —      Мы найдем способ развязать вам язык,— пригрозил Дэлзэл.

   —      Если вы найдете способ заставить его вообразить, что он на их молитвенном сборище, его язык развяжется и без нас, — заметил Дэлзэлу Лодердейл.— Послушайте, юноша, отвечайте добром: вы слишком молоды, чтобы взваливать на себя такое тяжкое бремя.

   —      Я презираю ваши угрозы, — бросил в ответ Мак-Брайер.— Это не первое мое заточение, и не впервые я принимаю страдания; и как бы молод я ни был, я прожил достаточно долго, чтобы знать, как надлежит умереть, когда меня призовет господь.

   —     Допустим, что так; но если вы будете и дальше упрямиться, вам придется подвергнуться кое-каким неприятностям, и вас ожидает нелегкая смерть,— сказал Лодердейл и позвонил в маленький колокольчик, стоявший перед ним на столе.

   По этому знаку раздвинулся малиновый занавес, закрывавший нишу, или, вернее, одно из тех углублений в стене, которыми изобилует готическая архитектура, и перед глазами присутствующих предстал палач — высокий, страшный, уродливый человек. Он стоял за дубовым столом, на котором лежали тиски для сдавливания пальцев и железный футляр, носивший название шотландского сапога, — приспособление, применявшееся в те жестокие времена для пытки допрашиваемых. Мортон, не ожидавший увидеть такое жуткое зрелище, содрогнулся от ужаса. Нервы Мак-Брайера оказались более крепкими. Он спокойно взглянул на это страшное орудие пытки, и если сама природа заставила его кровь отхлынуть на секунду от щек, усилие воли принудило ее с еще большей энергией снова прилить к лицу.