Том 4. Четвертая и пятая книги рассказов

– Вот, подумал я, так отшельник! привел к себе даму на свиданье! впрочем, может быть, она просто заблудилась и он ее пригрел и приютил по отечески. –

Но отшельник, несмотря на бороду, совсем не годился в отцы приведенной им дочери, да и стал вести себя нежно, но совсем не по родительски. Они так целовались и обнимались, что я даже позабыл про Сантину и про её коварство. Между тем парочка внизу всё более разгорячалась. Он снял плащ с дамы и стал покрывать поцелуями её открытые плечи. Наконец, он к моему удивлению снял бороду и оказался никем иным, как Валерио Прокаччи. Его собеседница тоже, не боясь лишних глаз, сняла маску и вышла Клементиной Кальяни. Я чуть не вскрикнул от восхищения, когда увидел это, потому что они оба и их счастье были близки моему сердцу и потом они были так милы, что всякий порадовался бы, глядя на них. Дождь уже перестал, а г-жа Клементина всё еще не уходила. Я видел, как прошла Сантина к условленному месту и обратно, но не мог никак ей дать знать, не выдавая себя нижней паре. Но, вероятно, от досады я сделал всё-таки неловкое движение и заскрипел досками, так как дама, оторвав свои губы от уст Валерио, спросила:

– Что это скрипит? наверху кто-нибудь есть? –

– Кому там быть? тебе почудилось – ответил молодой человек, снова ее целуя.

– Нет, право, там кто-то шевелится. –

Тут я не вытерпел и чтобы успокоить их, просунул голову вниз и громко сказал:

– Не беспокойтесь, синьор Валерио: это – я! –

Клементина вскрикнула и убежала ланью за дверь, а Валерио после минутного недоумения и даже гнева, вдруг расхохотался, повторяя: «Фома, Фома, ты меня уморишь. Хорошо, что ты не объявился раньше, а то бы я тебя просто-напросто отколотил! Но откуда ты взялся?»

Я слез с вышки и прежде всего высказал свою радость но поводу того, что Прокаччи жив, здоров и, по-видимому, счастлив. Посмеявшись вдоволь над маскарадом Валерио и моим наблюдательным постом, мы разговорились о делах, причём я узнал, что вскоре опять понадоблюсь своему другу. Он переоделся из монашеского платья в свое обычное и пожав мне руку, обнял меня и мечтательно проговорил:

– Тебе бы, Фома, жениться на синьоре Схоластике! –

– Господь с вами! да ведь она за меня не пойдет.

– Это уж тебя не касается. –

– Как же, помилуйте, не касается, когда мне придется быть её мужем.

– Это может устроить г. Альбино. –

– В первый раз слышу.

– Возможно, по это дела не меняет. –

– Дело в том, что я никогда не думал об этом браке и по правде сказать он меня не особенно привлекает.

– Это другое дело. –

– Мне бы скорей хотелось, например, жениться на служанке г-жи Риди, Сантине.

Валерио улыбнулся.

– Ну это ты говоришь сгоряча. Сантина вовсе не такая особа, на которой стоило бы жениться. Когда ты будешь приезжать сюда, она всегда будет к твоим услугам. –

Лишь только я подумал о своем хозяине, нашей фабрике, как понял всю справедливость слов Прокаччи и отбросил мысль о женитьбе с удовольствием мечтая, как я буду приезжать во Флоренцию.

Валерио казался не то что печальным, а более серьезным, чем обыкновенно. Вообще, кажется, его лицо но самой своей структуре не могло выражать меланхолических чувств. Он проводил меня почти до самого города, еще раз повторив, что я всегда могу рассчитывать на его помощь и защиту. Я долго смотрел вслед Валерио и затем побрел в город, больше думаю о судьбе г-жи Клементины, нежели о моем несостоявшемся свидании.

Глава 6-я.

На следующий день Сантина меня не встретила бранью, как я ожидал, но холодно опустила глаза и старалась держаться сдержанной, насколько позволял ей это её пылкий и живой характер. Мне почему-то было всё равно, сердится она, или нет, потому я более смело разглядывал её смуглые щеки и вздрагивающие веки. Проходя по террассе, я даже слегка обнял горничную г-жи Риди за талию. Это, по-видимому сломало лед, потому что Сантина прошептала мне «мерзавец паршивый» так очаровательно, что мне снова пришла в голову оставленная было уже мысль о женитьбе. Г-жа Сколастика печально сидела у окна и пересчитывала серебряные деньги в шкатулке. Она подняла серые глаза и тихо сказала:

– Добрый Фома, синьор Альбано говорил мне о вас, он говорил, как вы скромны, как преданны. Только мое болезненное состояние не позволило мне обратить должного внимания на ваши высокие качества, но от Господа ничто не останется скрытым.

Я вспомнил о предложении Прокаччи и со страхом смотрел, как рука синьоры Сколастики легла на мой серый рукав.

Дама говорила, как во сне, медленно и страстно, не спуская с меня глаз и не отнимая руки с моего обшлага. Мне вдруг стало необыкновенно тоскливо и я подошел к окну, выходящему на улицу. Там привлекли мое внимание две фигуры, которые вскоре появились и в комнате г-жи Риди. Это был синьор Кальяни и с ним какой-то высокий тощий господин, в настоящую минуту без парика и со спущенной подвязкой на левой ноге, при чём остальные части его туалета ясно показывали, что такой беспорядок вовсе не был свойствен спутнику синьора Тизбы.