Читаем Том 4. Письма 1820-1849 полностью

Я только что получил известие, что по прибытии его в Ригу члены его семьи, находящиеся там в сборе, решили, что больного следует отправить в Прагу с тем, чтобы там поместить его в психиатрическую лечебницу, и сопровождать его будет старший брат Карл Петерсон, служащий в настоящее время в нашем данцигском консульстве. Вследствие этого мне пишут из Риги, чтобы я умолял вашу светлость приказать дать необходимое разрешение на выезд из России молодого Петерсона, и я, князь, не скрою от вас, что было бы важно, чтобы это разрешение было дано ему без промедления, поскольку его брат Карл, который должен поехать за ним в Ригу и который единственный в семье может взять на себя эту заботу, располагает только очень ограниченным, по причине своей службы, временем, чтобы заняться этой печальной миссией.

Я не посмел, милостивый государь князь, добиваться особого приема, не имея чести быть лично известным вашей светлости, но то, что я знаю о доброжелательном великодушии вашего характера, в соединении с печальным обстоятельством, объясняющим мое ходатайство перед вами, заставляет меня надеяться, что вы не найдете его нескромным и что вы с добрым расположением примете просьбу, которую я к вам обращаю.

Пребываю, милостивый государь князь, с глубоким уважением    вашей светлости нижайший и покорнейший слуга

Ф. Тютчев

С.-Петербург

16 апреля 1846

Муравьевой П. В., май 1846*

117. П. В. МУРАВЬЕВОЙ Май 1846 г. Петербург

St-Pétersbourg

Merci, grand merci, ma chère cousine, d’avoir songé à m’envoyer la lettre de ma mère*. Je n’ai pas besoin de vous dire quelle triste et chère consolation cette lettre m’a fait éprouver… Que de douleur et de résignation il y a là-dedans… On a beau dire, il y a une énergie de l’âme qu’elle ne tire pas d’elle-même. Le sentiment chrétien peut seul la lui communiquer…

J’avais certainement bien des raisons de prévoir comme prochaine la perte que nous venons de faire, et depuis plusieurs années, à chacune de nos séparations, je ne pouvais me défendre d’un triste pressentiment… et cependant jusqu’à présent encore je ne puis m’habituer à l’idée qu’il n’est plus parmi nous*, que nos adieux de Moscou ont été des adieux éternels… Peu d’hommes, je le sais, conservent leurs parents jusqu’à l’âge où nous sommes arrivés — et cependant il y a dans le premier moment de cette perte, à quelqu’âge qu’on la subisse, un sentiment tout particulier d’abandon et de délaissement. On se sent vieilli de vingt ans, car on sent qu’on a avancé de toute une génération vers le terme fatal… Je suis très impatient d’avoir par les Сушков*

les détails que me manquent. Sa mort paraît avoir été aussi douce que sa vie avait été bonne et aimante. C’était une nature excellente parmi les meilleures, une âme bénie du Ciel… Ce sera sans doute un éternel sujet de regret pour moi et pour nous tous qu’aucun de ses enfants ne se fût trouvé présent à ses derniers moments. Mais j’ai vu avec bonheur par la lettre de ma mère ce que d’ailleurs il était si facile de prévoir, c’est que tous ceux qui l’entouraient l’ont pleuré comme on pleure son père… J’en ai eu ici un petit échantillon par
Лукьян* que j’ai vu pleurer à chaudes larmes, en apprenant la nouvelle… Quant à moi, je n’aurais pas cru possible qu’à la réception d’une pareille nouvelle j’eusse hésité un instant d’aller rejoindre ma mère. Et cependant les circonstances se sont combinées de manière à me rendre dans ce moment-ci le départ tout à fait impossible. J’ai calculé que quelque diligence que j’eusse faite, je n’aurais guères eu que le temps d’y aller et de repartir aussitôt, pour être de retour ici pour le moment des couches de ma femme…* C’est une contrariété qui m’a été sensible plus que je ne puis le dire… Une chose bien contrariante aussi, c’est l’ignorance complète où nous sommes de ce que devient mon frère Nicolas*
.

Adieu, ma chère cousine. Encore une fois merci de votre intérêt et de votre amitié. — Mes hommages les plus affectueux à ma tante Над<ежда> Н<иколаевна>* que je suis désolé de savoir souffrante. Ma femme vous dit mille tendresses.

T. Tutchef

Перевод

С.-Петербург

Спасибо, большое спасибо, любезная кузина, за то, что вы позаботились послать мне письмо моей маминьки*. Мне нет надобности говорить вам, сколь драгоценным и вместе с тем печальным утешением было для меня это письмо… Сколько в нем скорби и смирения… Что ни говори, в душе есть сила, которая не от нее самой исходит. Лишь христианское чувство может сообщить ей эту силу…

Перейти на страницу:

Все книги серии Ф.И.Тютчев. Полное собрание сочинений и писем в шести томах

Похожие книги

Черта горизонта
Черта горизонта

Страстная, поистине исповедальная искренность, трепетное внутреннее напряжение и вместе с тем предельно четкая, отточенная стиховая огранка отличают лирику русской советской поэтессы Марии Петровых (1908–1979).Высоким мастерством отмечены ее переводы. Круг переведенных ею авторов чрезвычайно широк. Особые, крепкие узы связывали Марию Петровых с Арменией, с армянскими поэтами. Она — первый лауреат премии имени Егише Чаренца, заслуженный деятель культуры Армянской ССР.В сборник вошли оригинальные стихи поэтессы, ее переводы из армянской поэзии, воспоминания армянских и русских поэтов и критиков о ней. Большая часть этих материалов публикуется впервые.На обложке — портрет М. Петровых кисти М. Сарьяна.

Амо Сагиян , Владимир Григорьевич Адмони , Иоаннес Мкртичевич Иоаннисян , Мария Сергеевна Петровых , Сильва Капутикян , Эмилия Борисовна Александрова

Биографии и Мемуары / Поэзия / Стихи и поэзия / Документальное
Собрание стихотворений, песен и поэм в одном томе
Собрание стихотворений, песен и поэм в одном томе

Роберт Рождественский заявил о себе громко, со всей искренностью обращаясь к своим сверстникам, «парням с поднятыми воротниками», таким же, как и он сам, в шестидесятые годы, когда поэзия вырвалась на площади и стадионы. Поэт «всегда выделялся несдвигаемой верностью однажды принятым ценностям», по словам Л. А. Аннинского. Для поэта Рождественского не существовало преград, он всегда осваивал целую Вселенную, со всей планетой был на «ты», оставаясь при этом мастером, которому помимо словесного точного удара было свойственно органичное стиховое дыхание. В сердцах людей память о Р. Рождественском навсегда будет связана с его пронзительными по чистоте и высоте чувства стихами о любви, но были и «Реквием», и лирика, и пронзительные последние стихи, и, конечно, песни – они звучали по радио, их пела вся страна, они становились лейтмотивом наших любимых картин. В книге наиболее полно представлены стихотворения, песни, поэмы любимого многими поэта.

Роберт Иванович Рождественский , Роберт Рождественский

Поэзия / Лирика / Песенная поэзия / Стихи и поэзия