Том 4. Произведения 1857-1865

Василиса Парфентьевна. Батюшка, да никак к нам кто-то подъехал!

Велегласный. Мне, видно, уйти, сударыня. (Уходит.)

Сцена IV

Те же и Лобастов. Лобастов небольшой человек, очень плотный и склонный к параличу; лицо красное, точно с морозу; пьет и закусывает наскоро, но прежде нежели положит кусок в рот, дует на него. Он очень жив в своих движениях и редко стоит на месте. В поношенном фраке. При входе его все встают.

Лобастов. Хлеб да соль, Прокофий Иваныч! Ехал вот мимо: думаю, нельзя же милого дружка не проведать!.. Поцелуемся, брат!

Целуются.

Прокофий Иваныч. Милости просим, ваше превосходительство!

Лобастов (подходит к закуске). А! и закуска на столе! Что ж, это дело подходящее! Да уж для меня-то, брат, ты водочки вели принести; я, брат, ведь не ученый, меня виноградные эти вина только с толку сбивают! Вот и Прохорыч заодно выпьет!

Баев. Выпью, Андрей Николаич, выпью, сударь! Я ведь тоже не больно учен… всё пью!

Василиса Парфентьевна. Мавруша!

Мавра Григорьевна уходит. Сейчас принесут, батюшка Андрей Николаич: мы хоша сами и не потребляем, а про мирских держим… как же! Как вы в своем здоровье, сударь?

Лобастов. Да что, плохо, сударыня! того и гляди. Кондратий Сидорыч хватит… Потудова только и жив, покудова тарелки две красной жидкости из себя выпустишь!.. От одной, можно сказать, водки и поддержку для себя в жизни имею!..

Василиса Парфентьевна. Что ж, сударь, коли на благо и крепость… это ничего! Я и сама, сударь, слыхивала, что от водки человек тучен бывает, а тучный человек, известно, против тощего в красоте превосходнее… Как ваша Елена Андреевна в ихнем здоровье?

Лобастов. Сохнет, сударыня, сохнет…

Василиса Парфентьевна. Чтой-то уж и сохнет! да вы бы, Андрей Николаич, ей мужа, что ли, сыскали: она, сердечная, чай, этим предметом больше и сокрушается!

Лобастов.

Знаю, сударыня, знаю! Известно, девическая жизнь; как ее ни хлебай, все ни солоно, ни пресно.

Баев. Это ты, сударь, сущую истину сказал!

Лобастов. Да где его, жениха-то, найдешь! Вот и наклевывался было один соколик, да крылья, вишь, велики подросли, улетел! (Треплет Прокофья Иваныча по плечу.) Да, были бы мы с тобой, брат, роденька теперь!

Прокофий Иваныч. Богу, видно, не угодно, ваше превосходительство!

Лобастов. Вот вы и рассудите, каково моему родительскому сердцу смотреть, как детище-то мое сохнет! Ведь я, можно сказать, не сегодня, так завтра в будущую жизнь переселиться должен, у меня, что называется, и чувств-то в естестве, кроме как чадолюбия, никаких не осталось… а она вот сохнет!.. (Начинает ходить по комнате с усиленною поспешностию.) Вы, Василиса Парфентьевна, не смотрите, что я водкой заимствуюсь… я хошь и пью, а родительские-то мои чувства пуще оттого изнывают… Вот у меня на ломбартном билете птица есть нарисована^*, так, поверите ли, сама даже своим собственным естеством младенцев-то своих кормит… Вот оно что значит родительское-то сердце!

Василиса Парфентьевна. Что и говорить, Андрей Николаич! Про родительское сердце еще царь Соломон в притчах писал!^*

Мавра Григорьевна ставит на стол водку.

Лобастов (наливая). То-то же-с! За ваше здоровье, Василиса Парфентьевна! Сто лет с годом здравствовать! Будьте здоровы хозяин с молодою хозяйкой! (Выпивает.)

Василиса Парфентьевна. На здоровье, батюшка!

Прокофий Иваныч и Мавра Григорьевна молча кланяются.

Лобастов (Баеву). Ну, и ты, старина, выпей! (Подает ему рюмку.) Видел, что ли, Ивана-то Прокофьича сегодня?

Баев.

Не видал, сударь, не видал сегодня, да и смотреть-то уж словно неохота!

Лобастов. Что так?

Баев. Да чего хорошего-то увидишь? Чай, сидит да ругается…

Лобастов. Плох уж он стал, куда как плох!

Баев. Плох-то плох, да кто его разберет? Вот он уж четвертый годок так-то все умирает!

Лобастов. Да, умирать-то ему, видно, неохота!

Баев. А отчего бы, сударь, неохота? По мне, хоть сейчас перед владыку небесного… боюсь, что ли, я смерти! Ни у кого я ничего не украл, не убил, не прелюбы сотворил… да хоть сейчас приди, курносая.

Прокофий Иваныч. Это, ваше превосходительство, точно-с.

Лобастов. Нет, Прокофий Иваныч! не говори, брат, этого! Уж кто другой, а я знаю, что значит умирать! Такие, знаешь, старики перед глазами являются, каких и отроду не видал!

Прокофий Иваныч (махая головой). Ссс…

Василиса Парфентьевна. Скажите на милость! какие же это старики, Андрей Николаич? настоящие, что ли, или так только воображение одно?