Модест Петрович.
На тебя, Валентин Николаевич, вся Европа смотрит.Сторицын.
Не шевелись, старик! Он сед и желт, как пергамент, что понимает он в радости? Он как глухой в опере. Откуда знать ему эту силу внезапных очарований, — радость трагического, — великолепный ужас внезапных встреч, неожиданных открытий, провалов и высот. Усталость! Вообрази, старик, что ты ученый и что ты тысячу лет искал…Сторицын
Елена Петровна
Сторицын
Елена Петровна.
Не волнуйся. Прокопий Евсеевич сказал, что прежде всего ты должен избегать волнений. Ах, Валентин, я так беспокоюсь! Ну, послушай меня, ну, поедем за границу, ты там отдохнешь, рассеешься. Будем ходить по музеям, слушать музыку…Сторицын.
Нет. Мне надо работать, Лена.Елена Петровна.
Тогда зачем же ты жалуешься?Сторицын.
Я не жалуюсь, это тебе показалось.Елена Петровна.
Тогда не надо жаловаться, если не хочешь лечиться! Ну, не волнуйся, не волнуйся, я уже давно привыкла все делать по-твоему. Но, если тебе лучше, то, быть может, ты выйдешь в столовую: Гавриил Гавриилыч очень беспокоится и хотел сам поговорить с тобой о твоем здоровье.Сторицын.
Саввич? Нет, нет, пожалуйста, Лена: извинись и, вообще помягче, скажи, что я немного утомлен.Елена Петровна.
И княжна пришла.Сторицын
Елена Петровна.
Да, и непременно хочет видеть тебя. Я уже говорила ей, что ты не совсем здоров, но она такая назойливая…Сторицын.
Назойливая?Елена Петровна.
Не придирайся к словам, пожалуйста, у меня и так нервы расстроены. Если хочешь, я пришлю ее сюда, она тебя развлечет. О тех не беспокойся, они люди свои, и я им скажу, что это по делу. Я добрая, Валентинчик?Сторицын
Елена Петровна.
Ах, Валентинчик, я сегодня весь день плачу! Нет, не беспокойся, это я так, у меня ужаснейшие нервы. Будь умницей и не волнуйся, а я сейчас приведу ее. Кажется, девочка не на шутку влюблена в тебя, пожалей ее. Je ne suis pas jalouse…Сторицын
(укоризненно и резко). Елена!Модест Петрович.
Людмила Павловна очень гордый человек. Прекрасная девушка!Сторицын
Елена Петровна
Модест Петрович
Сторицын.
Людмила Павловна, я очень рад… Простите великодушно, здесь такой ужасный беспорядок. Этот поднос я уберу, эти бумаги я отложу, эти гранки — так; теперь садитесь, пожалуйста, Людмила Павловна.Людмила Павловна.
Вы нездоровы, Валентин Николаевич?Сторицын.
Пустяки, о которых чем меньше говорить, тем приятнее.Людмила Павловна.
Хорошо. Ваш кабинет теперь не такой, чем днем.Сторицын.
Лучше?Людмила Павловна.
Да. Я вам не мешаю?Сторицын.
Нет, Людмила Павловна, вы были больны?Людмила Павловна.
Нет, я была здорова. Я теперь каждый день езжу верхом на острова.Сторицын.
На острова? Да, конечно. Но я успел немного привыкнуть, чтобы мы вместе возвращались с курсов, и эти две недели…Людмила Павловна.
Вы привыкли, чтобы я вас провожала? Я не хотела.Сторицын.
Да, конечно. Не прикажете ли чаю, княжна?Людмила Павловна.
Нет, благодарю вас, я в это время не пью. У вас в столовой сидит Саввич? Он всегда там сидит?Сторицын.
Да, почти всегда. Во всяком случае — пять лет.Людмила Павловна.
И в кабинет вы его также пускаете?Сторицын.
Оставим Саввича. Вы и у нас долго не были, отчего?