За сретеньем через неделюСын у Лукерьи родился.Мать просияла сразу вся.Была пьяна она без хмелю.Сказал ей как-то муж, Егор:«Ты до каких же это порВсе подносить мне будешь дочек?»И вот другой уж разговор –Муж вышел весело во дворИ крикнул свекру: «Тять! Сыночек!»У свекра, дедушки Луки,Тепло по телу до онучек,Во рту запрыгали пеньки, –Детишек любят старики.Лука обрадовался: «Внучек!»Что дальше? Поп и кумовья.«Чей?» – справясь кратко о младенце,Сгреб деловито поп ИльяПолтину, хлеб и полотенце –Дар для духовного отца.«Ну, как же нам наречь мальца,Чтоб не висело имя гирей?..Февраль… Десятое число…Кто в святцах значится?.. Порфирий!»Порфирию не повезло:Кум от Порфирия отрекся. «Хар-лам-пий…»И Харлампий спекся:Был забракован он кумой.Как наиболее удобный,Был признан Прохор преподобный.Вернулись крестные домой.Стряхнув с себя в сенях порошу(Ведь дело было-то зимой),В избушке матери самой,Лукерье то-бишь, сдали ношу:«Вот принимай сыночка, Прошу!»Так в книгу жизни без чинов(Не в них крестьянская основа)Был вписан Прохор Иванов,Сынок Егора ИвановаИ внучек дедушки Луки.«Ну, дедка, водку волоки!»Стол застучал веселым стуком.Обсели водку мужики.Закуски всей – капуста с луком.«Егор, с сынком!» «Хрен старый, с внуком!»«Пошли господь ему денькиПокраше наших!» «Дай-то, боже!»«Егор, за Прошку по второй!»«Лукерья, что ж ты? Выпей тоже!Сынок-то выдался – геро-о-ой!»В год первый нынешнего века(Для хронологии строка)Так жизнь встречала человека,Точней – мужицкого сынка.Согласно прежним родословнымБыл человеком он условнымИль, выражаясь языком,У всех господ тогда обычным,В мальцах звался он тем «щенком»,Что, взросши, станет горемычным,Забитым «серым мужиком».Итак, в деревне Камышевой,Включенной в Жиздринский уезд,Прилиты водкою дешевойРожденье Прошино и крест.Над этой важной пьяной вехойКачать ли скорбно головой?Хмель был единственной утехойКрестьянской жизни горевой.Все нахлесталися, понятно.В избушке стало неопрятно.Под стол – сказать им не в укор –Свалился дед, за ним – Егор.Кума и кум – она «под мухой»,Он распьяным-пьяным-пьяно,Икая на версту сивухой,Поволоклись домой давно.Уж ночь зловещею старухойГлядела в мутное окно.Раскинув тонкие ручонки,Сморив себя в дневной возне,На печке спали две девчонкиИ братца видели во сне.Лукерья – кто ж ее осудит!Порыв такой незаглушим –Гадала: «Сын!.. Какой он будет,Когда он вырастет большим?»Воспеты русские просторы,Но в них тонул… крестьянский вой.Есть деревушка под МосквойСо старой кличкою – Раздоры.Не кличка это, а печать,Клеймо враждебности отпетой.Могли б мы прежде кличкой этойВсе деревушки величать.Раздоры, вечные раздоры,Неумолкаемые спорыИз-за лоскутных дележей,Картины мрачные разладаСтаросемейного уклада,Когда у братьев, жен, мужей,Отцов, детей мозги мутилоИ при разделах доходилоДо потасовок и ножей.Брат старший разорял меньшого,Меньшой – палил его дотла.Как все деревни, КамышеваПолна раздорами была.Егор недавно был солдатом.Вернувшись, не был принят братом.Кондрат Егора отделил,А заодно – без долгой речи –Как добрый сын, еще свалилОтца, Луку, ему на плечи.Лишь в глупых выдумках слылаДеревня дружной и единой.Егор с Кондратом пуповинойБыл связан кровной, родилаИх мать одна. (Звалась Ариной.)И что же? Ненависть былаВзаимно-братская – звериной.Двух братьев трудно примирить.Что ж про соседей говорить!Людскому верить разговору –Судьба гадает без разбору:Кому плетет из роз венки,Кому дает всю жизнь пинки.Тот под гору, а этот в горуПошли у деда, у Луки,Его родимые сынки.Не повезло ни в чем Егору,И тут не так и там не в пору.Егор валился в бедняки.Судьба Кондрату ворожила:Он – лютый выжига и жила –Тянулся явно в кулаки.К Егору в гости на крестиныОн не пришел и не был зван.А дома лаялся: «Болван!Всей пахоты полдесятины,Ни справы нет, ни животины,А он туда ж – плодить детей.Лукерья тоже, словно кошка,Рожать готова дважды в год.Богатство в дом: сы-ниш-ка! Прош-ка!Для дураков и то приплод!»