Том 4. Стиховедение

Второе, что обращает на себя внимание, — это эволюция вторичного ритма латинского гексаметра. У Энния, его зачинателя, вторичный ритм почти отсутствует: разница между минимумом и максимумом спондеизации — всего 10 %, ритмическая кривая выглядит почти горизонтальной линией и удивительно напоминает знакомые нам кривые Продрома и Цеца. Как и они, Энний создавал латинский гексаметр на пустом месте, по книгам, а не на слух, и старался спондеизировать каждую стопу равномерно. Его преемники быстро расслышали ритмические тенденции новосозданного стиха и поспешили довести их до предельной реализации: у Катулла разница между минимумом и максимумом спондеизации достигает целых 53 %. Вергилий с его умеренно-архаизаторским вкусом смягчает эту крайность, устанавливает разницу между минимумом и максимумом спондеизации около 33 %, и последующая «вергилианская» поэзия (термин Дробиша для стиха Горация, Манилия, Персия, Ювенала, Лукана) бережно сохраняет эти нормы. Отклоняется от них лишь Овидий, ослабляя спондеичность I и, что особенно важно, IV стопы; это — тенденция к дактилизации гексаметра, аналогичная той, которую мы видели у Нонна.

В античную эпоху овидиевский ритм с максимумом спондеизации не на IV, а на III стопе остается без подражателей, но с переходом к средневековью он начинает шире входить в употребление: и у Коммодиана, и в «Вальтарии» (хотя стилистически «Вальтарий» ориентирован отнюдь не на Овидия, а на Вергилия), и в «Руодлибе», и у Примаса III стопа спондеизирована сильнее, чем IV. Может быть, это следствие того, что III стопа — это стопа цезурная, а цезура для средневековых гексаметристов была более ощутимым переломом стиха, чем для античных. Известно, что средневековые латинские поэты ощущали конец полустишия в гексаметре подобным концу стиха: они кончали его обоюдным слогом и охотно рифмовали с концом стиха (так называемая леонинская рифма)[205]. В эпоху «Руодлиба» это созвучие охватывало один слог, в эпоху Примаса Орлеанского — уже два слога; а так как предпоследний слог всего стиха — долгий, то возникает тенденция делать предпоследний слог первого полустишия тоже долгим. Это приводит к еще одной, последней в нашем материале, деформации ритма латинского гексаметра: максимум спондеизации смещается с III стопы на II. Если стих Вергилия имел схему: — ∪∪ — ∪∪ —: ∪∪ — ∪∪ — ∪∪ — ∪, то стих Примаса Орлеанского отчетливо тяготеет к такой схеме (рифмующие окончания выделены): — ∪∪ — ∪: ∪∪ — ∪∪ — ∪.

1 Orpheus Euridicae sociatur, amicus amicae,

3 Matre canente dea, dum rite colunt hymenea.1, 2, 3, 4 In luctum festa vertit lux tertia maesta.2, 4 Pressus enim planta spatiantis gaudia tanta

1, 2, 3 Serpens dissolvit, qui languidus ora resolvit,2, 4 Laedens laedentem dum figeret in pede dentem.2 Laesa iacet feno pede vipers, nupta veneno.

2 percipit et pallet, puto, quod sua funera mallet…(Hugo Primas, III, 1–8)

Последнее, что нужно заметить в эволюции ритма латинского гексаметра, — это ее плавность и непрерывность. Даже Коммодиан, хоть метрически и фантастичен, ритмически не выпадает из традиции. Таких зияний и перерывов, как в истории греческого гексаметра между Павлом Силенциарием и комниновскими поэтами, здесь нет.

5

Мы видели два несхожих образца вторичного ритма в национальных формах гексаметра: волнообразный ритм с кульминациями на II и IV стопах в греческом стихе, одновершинный ритм с кульминацией на IV (а потом на III, а потом на II) стопе в латинском стихе. Третий несхожий образец вторичного ритма мы находим в немецком классическом стихе: это двухвершинный ритм с кульминациями на I и IV стопах.

Переходя от античного гексаметра к немецкому, мы переходим тем самым от метрического гексаметра к тоническому. Основные элементы, образующие ритм гексаметра, остаются те же: полносложные стопы противопоставляются стяженным стопам. Но характер стоп меняется: в силлабо-тонике стяженная стопа имеет вид не спондея (—), а хорея (— ∪), и говорить приходится не о спондеизации, а о хореизации различных стоп стиха.