Мирошниченко залпом выпил фруктовой воды, принесенной из холодильника, налил и Груздеву в сразу запотевший стакан. В кабинете, несмотря на открытые окна, было душно, и на раскрасневшемся лице Мирошниченко особенно резко выделялись длинные светло-русые брови, похожие на валки скошенной пшеницы.
— У нас тут свой микроклимат, — как будто без всякой связи сказал он, взъерошив буйную копну белесых волос, — влезли в яму, да еще заборищем огородились. Стройтрест удружил: дорогу небось не подвели, а забор сгрохали. Было бы что охранять! И от тебя тоже как от кота молока! — почти обиженно попрекнул он Груздева. — От козла, говоришь? Ну, смысл пословицы от этого не изменится, а молока что от козла, что от кота — один черт, нету! Я тебе прошлый раз говорил: мы с великой радостью променяли бы дешевый фенопласт на твой хваленый, хотя и дорогой, полипропилен, но где он? Госплан спускает фонды, а сырье по фондам извольте изыскивать сами, да еще и перевозите автомашинами. И получается: за морем телушка — полушка… Я уже боюсь, не предложили бы мне демонтировать оборудование и убираться отсюда.
— Повремени хныкать! А если у тебя есть лишнее оборудование, уступи нам хоть две десятиграммовые «малютки» для отливки пробных образцов. И нечего толковать о нынешней дороговизне полипропилена: если начнете лить из него детали машин, — побьете стальное литье. Из фенопласта-то только баночки да скляночки готовите.
— Ну, положим! — ревниво вступился за свое детище Мирошниченко. — Много кое-чего выпускаем… Но «малюток» не дам. И не проси! Можешь нашей лабораторией пользоваться, и отливать станем по вашим заказам что угодно, хоть пробные лопаточки и прутки, хоть детали турбобуров. Нарабатывай, а мы будем испытывать и давать заключения. Вопрос насчет отливки для турбобура мы тут обсудили. Прямо скажу, коллектив был польщен и обрадован. Сделаем все в лучшем виде.
— Спасибо. Однако для настоящего разворота дел нужна как воздух комбинированная установка, тогда сырья дадим вдоволь. — Груздев вспомнил разговор за столом в обкоме: уклончивость Щелгунова, елейность ненавистного Карягина, нахмурился, и в гордом облике его появилось сходство с орлом, готовым к нападению. — Хлопотать надо. В ЦК обратиться. Ведь пока мы тут волынку тянем, из-под рук выхватят предложение и запатентуют за границей.
Мирошниченко еще больше покраснел, согласно кивнул, напыжась от досады.
— У меня тоже украли одну идею, а в комитете по изобретениям даже следов от заявки не нашел…
Груздев сказал с горечью:
— Русский человек всегда славился сноровкой. Не зря побасенку сочинили про Левшу, который блоху подковал. Но случись торговля патентами — нас нашими же изобретениями закидают. Почему? Свобода и возможность творчества теперь почти неограниченные — твори, а потом и пойдет увязка-карусель. От одних согласований с ума сойдешь!
Мирошниченко только рукой махнул.
— Пойдем, покажу завод. В прошлый раз ты, как метеор, промелькнул, а ведь у нас большое, интересное дело.
Вместе они не торопясь прошли по инструментальному цеху, где слесари станочной группы и мастера-граверы по проектам своих заводских конструкторов изготовляли детали прессформ, заглянули в помещение, где эти прессформы получали термическую закалку.
— Вот самая трудоемкая часть нашего производства, а дальше детская игра начинается, — говорил уже весело Мирошниченко, оживившийся и оттого даже похорошевший: вдруг ярко выделились голубые глаза в пушистых русых ресницах, задорный молодой нос и ядреные, по-девичьи улыбчивые губы. Сразу видно: влюблен директор в новаторское литейное дело и по-доброму, по-хозяйски радеет о нем. — Готовим мы не только баночки, скляночки да посуду для ширпотреба (хотя на это спрос большой), выпускаем и детали по договорам с заводами: шестеренки, шкивы для приводных ремней, шарикоподшипники. Сырье разное понемножку поступает, но ведь надо форсировать! — Мирошниченко, снова прорываясь досадой, сердито откинул со лба волосы, растрепанные дуновением теплого воздуха, искоса взглянул на высокого Груздева. — Написать письмо куда угодно мы готовы с великой охотой.
В основном цехе были пущены еще не все линии. Автоматические прессы ритмично выталкивали на лотки готовые отливки из нагретых прессформ. Груздев потрогал на ленте транспортера горячие детали, покрытые заусенцами:
— Как вафли печешь.
— Я говорю: детская игра. Ни физических усилий, ни точных замеров, ни отходов. Чуть не так, взял да перелил.
На других линиях работницы в легких платьях вручную подавали под прессы таблетки из пластмасс различного цвета и размера, подогреваемые в генераторах, а через две-три минуты вынимали готовые изделия.
И это тоже удивительно походило на детскую игру.
— За две минуты до двенадцати деталей на одной машине! — Груздев взял сложную деталь с внутренней и внешней резьбой. — Даже резьба сразу отливается! — И он снова засмотрелся на то, как работница быстро укладывала таблетки в восьмигнездную прессформу, а через минуту-другую вынимала запрессовку в поворотной кассете и вытряхивала шайбы, уже отвернутые.