Том 5. Дар земли

По ответу Груздева можно было понять, что он уже задумывался над тем, куда определить девушку: теплицы являлись предметом его особых забот.

В операторной, похоже, произошло бурное объяснение между Федченко и начальником установки Голохватовой. Невысокая, но крепкая женщина, подбоченясь, стояла посреди помещения и смотрела на главного технолога сурово-цепкими, как у ястреба, глазами. Подкрашенные губы ее гневно кривились. На директора и незнакомого гостя она и внимания не обратила.

— Повоевали? Сразу видно, горячая была баталия! Ну, мы и не торопились, чтобы вам не мешать.

Голохватова обернулась к Груздеву, складка между ее бровями разгладилась.

— Мы с Федотом Тодосовичем сроду не ругивались! Как можно? Да я ему по гроб жизни обязана. Ведь это он, дорогой человек, выручал, когда вы, Алексей Матвеевич, меня в заместители начальника цеха сунули!

— Вот я же и виноват! — с веселым изумлением воскликнул Груздев. — Выходит, я вас против вашей воли в цех сунул?

— А то? Кем я была? Накрашенная молоденькая девчонка. А в цехе одни мужики. Да какие: закаленные мастера, операторы, сквозь огонь прошедшие. Они меня поначалу в грош не ставили! Что слез пролила, знает только подушка… И не пуховая, из ватника сложенная. Ведь день и ночь тогда при заводе мотались, новые цехи осваивали. Если бы не Федот Тодосович, сбежала бы. А вы говорите — баталия!

Федченко, не ожидавший подобного оборота, подумал, разглаживая усы:

«Сбежала одна такая!.. Химички не просто девчонки или женщины, а одержимая порода человеческая!»

20

Юрка, как и многие заводские работники, начинал исподволь подчиняться веянию моды, докатившейся наконец до отдаленных городов и поселков, хотя его длинные ноги казались совсем тонкими в узких брюках, а клетчатая блуза висела на широких плечах, словно на вешалке. Наде он все еще казался милым мальчишкой, но ей нравились его влюбленность в жизнь завода и почти восторженное отношение к Груздеву.

— Не выношу людей с психологией буржуазных забулдыг! — с раздражением сказал Юрка в летнем ресторане и, поставив на стол две бутылки крем-соды, вытер платком лицо.

Юлия и Надя в легких платьях сидели возле самого барьера и, как из ложи, смотрели сверху на парк, прорезанный аллеями, на Светлогорск, раскинувшийся по всей долине за блестящими зеркалами прудов.

Отсюда город, расположенный на склоне противоположного холма, казался сплошь застроенным высотными, многоэтажными домами, в окнах которых ослепительно светились тысячи золотых солнц. Над белыми стенами густо синело неправдоподобно яркое небо.

— Как на юге — сказочная синь! — задумчиво заметила Надя. — И название этого горного ресторанчика «Храм воздуха»… Но в самом деле он будто висит в воздухе. А почему ты, Юра, заговорил о забулдыгах?

— Сейчас один тип толкнул меня портфелем и не извинился. И еще накашлял на меня и тоже не извинился, хотя я сказал: «Неужели вы не можете прикрывать рот, когда кашляете?» Вон он топчется у прилавка буфета.

Юлия оглянулась и, приятно изумленная, почти пропела:

— Петр Георгиевич Карягин, наш почетный московский гость! Ты, Юрочка, опростоволосился! Он едет к вам в Камск вместе с Молочковым из Совнархоза и секретарем обкома. Папа водил их по городу, показывая достопримечательности, а Петр Георгиевич, наверное, отстал и потерялся. Папа так любит похвастаться нашими достижениями, что может совершенно закружить приезжего человека!.

Юлия торопливо встала, непривычно широкая в юбке, суетливой походкой направилась к заблудившемуся москвичу.

Сдерживая невольную улыбку, Надя посмотрела в лицо Юрки, тоже удивленного, но не примиренного (он не преклонялся перед вышестоящими, если они того не заслуживали). А Юлия уже разговаривала с безупречно одетым сухощавым человеком, у которого был такой интеллигентно-усталый вид, что сравнение с «базарным забулдыгой» к нему никак не подходило.

Когда он, отказываясь от приглашения Юлии, напропалую кокетничавшей с ним, внятно произнес: «мальчишеская несдержанность!», его впалые щеки и покатый, с большими залысинами лоб густо побагровели.

— Это он о тебе! — поддразнивая, шепнула Надя.

— Ну и пусть! Невежливость чиновника с периферии можно объяснить некультурностью, а у этого открытое пренебрежение к людям.

— Не очень ли скоропалительное суждение?

— Обыватель сразу распознается в общении с людьми. Воображаю такого пустоглазого на высоком посту! Избави бог, если он к нам с ревизией!

— Ты, оказывается, злющий!

— Нет. Дело не в том, что меня обидели. Ведь я не мальчик, претендующий на права совершеннолетнего. Просто чутье социальное заговорило. Индивидуализм является тем троянским конем, в котором чуждая идеология проникает в советское общество. Иначе откуда же берутся бюрократы и хулиганы?

Юрка явно важничал, произнося эти громкие слова, но серьезная, даже угрюмая его убежденность задела Надю.