Том 5. Литургия мне

Мария. Что надо нам? Преобразить игру и зрелище в таинство, мистерию осуществить, слить все в театре одно в одно. Мы хотим, чтобы зритель не оставался холодным наблюдателем, хотим и его вовлечь в действие, заставить его вместе с нами соучаствовать в трагедии.

Красновский. Нет уж, благодарю покорно! Не желаю! Как в суде помыкаешься, так отдохнуть хочется, позабавиться в театре, а не участвовать в ваших действах.

Зоя. Да, вы все приходите такие скучные, вялые и хотите, чтобы вас забавляли.

Курганов. Лидия, теперь твоя очередь. Мы ждем твоего танца.

Лидия. Я боюсь, боюсь. (Уходит.)

Морев. Искусство это и есть отдых от жизни. И оно же источник новой жизни. Играли, пока были детьми. Потом залюбовались на зрелище. Потом придем к единению в таинственном обряде.

Красновский

(выслушав эти слова с видом скучающего человека, обращается к Марии). Я не спорю, конечно, – у вас, Марья Павловна, есть несомненный талант, есть прекрасная сценическая внешность, хотя пока еще младенческая техника. Я не сомневаюсь, что из вас выйдет, если вы не перестанете работать над собою, хорошая драматическая инженю.

Мария(смеется). Какие ужасные слова вы говорите, Алексей Николаевич.

Красновский. Отчего же? Разве я неверно определил ваше амплуа? Тогда извините, Марья Павловна. Я ведь не профессиональный театрал.

Мария. Нет, не то что неверно. Но когда я мечтаю о том, что буду делать на сцене, меня коробит от таких слов, как амплуа, инженю, героиня. Зачем все это? Ведь каждый раз так индивидуально то, что делаешь!

Красновский. Ну да, я знаю, вы мечтаете о том, чего не бывает, как говорится в стихах Зинаиды Гиппиус, и чего никому из нас не надобно.

Курганов. Всем нам надобно только то, чего не бывает. Для того только мы и в театр ходим. Для того и сами работаем в театре.

Красновский. Ну, этого я что-то уж и не понимаю. Что-то уж слишком мудреное!

Курганов

. Ходить в театр, чтобы смотреть, как мои знакомые пьют чай или водку, сплетничают и ссорятся? Это я и без театра вижу.

Красновский. А я люблю, когда актер загримируется под известное лицо. Чем известнее оригинал, тем любопытнее посмотреть его на сцене. Особенно, если автор и актер сумеют его хорошенько высмеять.

Курганов. Нет, в театре я хочу другого. Хочу пламенного восторга, уносящего меня из оков этого бледного существования.

Морев. В театре мы хотим не быта, а преображения быта силою искусства.

Красновский. Не лучше ли заботу о преображении быта предоставить Государственной Думе? Пусть она совершает это силою хороших законов.

Мария. Вы все шутите, Алексей Николаевич. А мы говорим серьезно.

Зоя. Алексей Николаевич думает, что с нами не стоит говорить серьезно.

Красновский. Помилуйте, Зоя Аркадьевна! Я серьезнейший из здешних присяжных поверенных.

Мария. Вот вы увидите сейчас пример преображения властью искусства. Можно это сказать, потому что она ушла одеваться для танца.

Красновский. Кто это она?

Мария. Лидия.

Красновский. Тоже, конечно, жрица новой красоты и нового искусства.

Мария. О, какой тон! Ну да, жрица, если хотите. Жрица, потому что она самоотверженно служит своему высокому искусству.

Красновский. Это маленькое неграциозное существо? Воображаю, как она танцует!

Мария. Да, она кажется неловкою в своей глупой блузке и в этой своей скромной юбчонке. У нее нет денег на роскошные туалеты. Свои костюмы для танца она шьет себе сама по рисункам Курганова. В ее комнате нет даже большого зеркала.

Красновский. Это и видно.

Мария. Когда она танцует при свете бедной свечки, она смотрит на свою тень на пустой стене и так учится. Нет, вы не должны, вы не смеете смеяться над нею! И вот вы сейчас сами увидите в танце эту заклинательницу, – тогда вы скажете другое.

Красновский

. Посмотрим. «На свете чудеса рассеяны повсюду».

Зинка(Зое, вполголоса). Они уже оделись. Совсем стали хорошенькая. Велели мне к господину Мореву ковер поближе подвинуть. (Громко.) Лидия Николаевна оделись, сейчас танцевать выйдут. Просят всех сесть поближе к стенкам.

Оправляет ковер. Зоя играет. Курганов и Мария отходят в сторону.

Курганов. Этот краснобай Красновский – ходячий трафарет. Говорит готовыми словами и думает готовыми мыслями.

Мария. Он – милый. В нем все-таки есть что-то искреннее.

Курганов. Добродетельный уж очень. Отчего он к тебе так льнет? О чем вы с ним шептались?

Мария. Вовсе не шептались. Ты ревнуешь! Как тебе не стыдно! Я больше могла бы тебя ревновать, если бы на это была способна.

Курганов. Как же мне не ревновать, если ты не говоришь ни да, ни нет!