Том 5. Роб Рой

— Вы видите, дорогой кузен, я рождена для роли вашего ангела-хранителя. Рэшли был принужден вернуть награбленное; и если бы мы прошлой ночью прибыли, как полагали, в названную деревню Эберфойл, я нашла бы какого-нибудь шотландского сильфа, который принес бы вам на крыльях этот залог коммерческого процветания. Но на моем пути вставали великаны и драконы, а в наши дни странствующие рыцари и девицы при всей своей отваге не должны, как встарь, подвергать себя излишним опасностям. Вы же, милый кузен, кажется, только к этому и стремитесь.

— Диана, — сказал ее спутник, — позволь мне еще раз напомнить, что час не ранний, а нам далеко до дома.

— Сейчас, сэр, сейчас. Вспомните, — добавила она со вздохом, — как недавно приучилась я к подчинению. Я еще не передала кузену пакет… и не распрощалась с ним… навек… Да, Фрэнк, — сказала она, — навек! Пропасть лежит между нами — гибельная пропасть. Куда мы идем, вы не должны за нами следовать, в том, что делаем, вы не должны участвовать. Прощайте! Будьте счастливы!

Когда она еще ниже склонилась в седле на своей шотландской лошадке, ее лицо — быть может, не совсем нечаянно — коснулось моего. Она сжала мне руку, и слеза, дрожавшая на ее реснице, скатилась вместо ее щеки на мою. То было незабываемое мгновение — невыразимо горестное и вместе с тем исполненное радости, глубоко успокоительной и действующей так, точно сейчас должны открыться все шлюзы сердца. Но все же то было лишь мгновение. Совладав тотчас же с чувством, которому невольно поддалась, Диана Вернон сказала спутнику, что готова следовать за ним, и, пустив коней резвой рысью, они вскоре были уже далеко от меня.

Видит небо, не равнодушие налило руки мои и язык такою тяжестью, что я не мог ни ответить мисс Вернон на ее несмелую ласку, ни отозваться на ее прощальный привет. Слово хоть и подступило к языку, но, казалось, застряло в горле, как роковое «виновен», когда подсудимый, произнося его на суде, знает, что за этим словом должен последовать смертный приговор. Неожиданность и горе совсем ошеломили меня. Я стоял в оцепенении с пакетом в руке и глядел вслед всадникам, словно стараясь сосчитать искры, летевшие из-под копыт. Я продолжал глядеть, когда и тех не стало видно, прислушивался к цоканью подков, когда последний звук давно уже замер в ушах.

Наконец слезы хлынули из моих глаз, остекленевших от напряжения в старании видеть невидимое. Я машинально отирал эти слезы, едва сознавая, что они текут; но они лились все обильней. Я чувствовал, как что-то сдавило мне горло и грудь — histerica passio[96]

несчастного Лира; и, сев у дороги, я расплакался самыми горькими слезами, первыми со времени моего детства.

ГЛАВА XXXIV

Дэнгл. Ей-богу, мне

кажется, толкователя труднее

понять, чем автора.

«Критик»

Только я дал волю своим чувствам, как тотчас же устыдился этой слабости. Я напомнил себе самому, что с некоторых пор, когда образ Дианы Вернон вторгался в мои мысли, я старался видеть в ней друга, о счастье которого буду всегда заботиться, но с которым не могу в дальнейшем часто общаться. Однако почти неприкрытая нежность ее прощания и романтизм нашей нечаянной встречи в таком месте, где меньше всего я мог ее ожидать, меня ошеломили. Но я быстро пришел в себя и, не давая себе времени обстоятельно разобраться в собственных побуждениях, направился дальше по той же дороге, на которой мне явилось неожиданное видение.

Я не преступаю, подумалось мне, ее запрета, так трогательно выраженного, — я просто продолжаю свое путешествие по единственной открытой дороге. Если мне и удалось получить обратно бумаги отца, на мне еще лежит долг позаботиться о своем друге-шотландце, попавшем из-за меня в беду. Да и, помимо всего прочего, где еще я могу найти пристанище на ночь, если не на постоялом дворе в Эберфойле? Им тоже придется там заночевать, потому что путешественникам на утомленных конях немыслимо было бы следовать дальше. Что ж, если так, мы встретимся снова — в последний раз, быть может; но я ее увижу, я услышу ее голос… узнаю, кто счастливец, который властвует над нею как супруг. Узнаю, не могу ли чем-либо помочь ей в трудностях или еще как-либо выразить ей свою благодарность за ее великодушие… за бескорыстную дружбу.

Так рассуждал я, прикрывая всеми благовидными предлогами, какие приходили мне на ум, свое страстное желание еще раз повидаться, побеседовать с Дианой, когда вдруг кто-то дружески положил мне руку на плечо, и гортанный голос горца, нагнавшего меня в пути, хотя я шел быстрым шагом, произнес:

— Славная ночка, мистер Осбалдистон. Перед этим мы виделись с вами в сумеречный час.