том 6

Вела наше совещание Надежда Константиновна Крупская. Среди участников совещания ходили слухи, что должен приехать Ленин. Прошло два дня, но его не было. Мы осторожно выспрашивали у Надежды Константиновны. Она ничего определенного не отвечала, а переводила разговор на то, как важно разъяснять значение ожесточенных боев за Перекоп, успешного выполнения хлебозаготовок, пуска ивановских текстильных фабрик, электрификации страны. Умом мы сознавали, что" положение Республики напряженное, что Владимир Ильич несет тяжелый груз руководства страной и ему трудно оторваться от государственных дел для встречи с нами. Сердце же не мирилось, и, сказать по совести, приподнятое настроение, с которым мы съехались, немного упало: мы думали, что Ленина на этот раз не увидим.

Третьего ноября совещание шло будничным чередом. Днем был объявлен короткий перерыв. Огромный зал опустел, электричество из экономии почти совсем выключили. Делегаты разошлись — кто поразмять ноги, кто покурить, большинство же отправилось в буфет, находившийся по ту сторону мраморной лестницы, и стояло в очередях, чтобы получить стакан теплого морковного чая с двумя-тремя леденцами и согреться.

Звонок уже давно созывал делегатов на заседание, но полуосвещенный зал почти пустовал. И вдруг я услышала быстрые шаги спешивших и бежавших групп людей. Зал мгновенно наполнился шумом торопливо усаживавшихся делегатов, они переговаривались таинственно и взволнованно. Не успела я даже спросить, что случилось, как сзади, от входа в зал, раздались нерешительные аплодисменты, они становились все громче и громче. Оглянулась — и увидела, как делегаты, сидевшие в задних рядах, вскакивают со своих мест, бегут к президиуму, аплодируют, кричат, лица у всех радостные и глаза горят. Я обернулась к высокой эстраде, где помещался президиум. Слева от двери, ведущей в президиум из маленькой комнаты и буфета, быстро поднявшись по ступеням, крупно и уверенно шагает кто-то небольшого роста, коренастый, в расстегнутом осеннем пальто с поднятым воротником и в суконной кепке, окруженный членами президиума, тоже аплодирующими, с сияющими лицами.

— Ленин! Ленин! — кричали со всех сторон.

В зале вспыхнули все электрические лампочки. Владимир Ильич снял кепку и оглянулся, ища, куда ее положить. Все продолжали аплодировать. Ленин чуть приподнял голову и, прищурившись, недовольно взглянул на лампочки, источавшие море света, а потом сердито посмотрел в сторону президиума. "Какое расточительство! — казалось, говорил он. — Зачем это? Экономить надо электричество!"

Аплодисменты продолжались. Ленин нетерпеливо взглянул на зал, резко откинул воротник и попробовал снять пальто, но, видимо, больная рука мешала. Он, продолжая отыскивать глазами, куда бы положить кепку, оставшись в пальто, встал впереди стола президиума и взялся за спинку стоящего сбоку стула, как это делают часто, собираясь говорить. Он словно хотел сказать: "Не теряйте времени, дело не ждет!"

Теперь Владимир Ильич был виден всем и во весь рост. Восторженный женский голос крикнул: "Да здравствует товарищ Ленин!", простуженный бас подхватил: "Ленину — урра!", и со всех сторон слышались крики: "Ленин!"… "Мировая революция!"… "Ленин!"… "Партия!"… "Ура!"… Началась овация.

Мы знали: Владимир Ильич скромен, недолюбливает торжественных встреч, но не могли сдержать своих чувств.

Нетерпеливо качнув рукой стул, Ильич вдруг довольно усмехнулся оттого, что наконец нашел, и положил мешавшую ему кепку на сиденье стула. Освободившейся рукой он полез во внутренние карманы пальто, затем в боковые, отвернул полу и полез в карман пиджака, посматривая укоризненно в сторону президиума. На этот раз президиум был явно "не на высоте" и решительно никаких мер к наведению тишины не предпринимал.

Владимир Ильич достал из внутреннего кармана пиджака белый лист бумаги, величиной в ладонь, развернул его и показал залу. Все поняли: конспект. Теперь аплодисменты уже грохотали. "Значит, — подумала я, — будет не только приветствие, будет — речь. Ленин специально для нас готовился, значит, и наше дело у него в ряду государственных!" Ленин потряс перед собой бумажкой, снова прося спокойствия. Зал вдруг затих. Все сгрудившиеся у эстрады остались стоять, а те, кто был сзади нас, влезли на стулья. Так, стоя, мы и слушали Ильича.

— Товарищи, — раздался негромкий голос Ленина с той хрипотцой, которая бывает, когда войдешь в помещение с улицы. — Гм, гм, — откашлялся он.

Слышно было, как у кого-то из стоявших на стульях выскользнула книжка в переплете и легко шлепнулась на паркет.

— Товарищи, — повторил Ленин громче и уже ясным голосом, слышным во всех концах зала, — позвольте… мне… — продолжал он медленно, как будто подыскивая слова, — поделиться… несколькими мыслями… которые…

Владимир Ильич уже овладел общим вниманием. Никто не спускал с него глаз. Он поглядывал на лежавший в ладони листок, и речь его становилась все отчетливее и быстрее.

"О чем будет говорить? О войне? Борьбе с разрухой? О международном положении? — старалась догадаться я. — Он начал прямо с наших дел!"