Том 6. Дураки на периферии

Пожарный закрывает окно. Но извне открывается другое, соседнее окно — и те же лица глядят, в том же порядке, точно они не переменили места. Пожарный закрывает и это окно. Открывается опять прежнее окно — и те же лица, в неподвижном порядке.

Щоев. Евсей! Упорядочь население!.. Алеша, давай же нежное…

Алеша переводит приводной ремень на шарманке, и, хлопая сшивкой по шкиву, ремень вращает шарманку; шарманка играет нежную музыку — вальс. Гости начинают двигаться в такт.

Евсей(в окно). Вы что уставились?

Голос девочки(за окном). Нам хочется вкусненького!

Чуждый мусорный голос. Дай, пожалуйста, я чего-нибудь проглочу!

Евсей. На, пей ради бога. (Дает кому-то за окном чашку с уксусом, оставшуюся на трибуне). Здесь ведь научный вечер — тут мучаются из-за вас, братец ты мой.

Человек выпивает за окном уксус и отдает чашку обратно.

Чуждый мусорный голос. Люблю жидкое…

Гости танцуют: Алеша с Сереной, Опорных (большого роста человек) с маленькой своей женой, Стерветсен с выдвиженкой Евдокией и т. д. Один Щоев сидит задумчиво на возвышенном месте.

Щоев. Уважаю я это наслажденье масс…

Евсей

(приближаясь к Щоеву). Чего-то, Игнат Никанорович, я сейчас всех граждан полюбил!

Щоев. Все животные, Евсей, любят друг друга. Нужно иметь не любовь, а установку… (Более задумчиво). Установка… без нее давно лежал бы каждый навзничь.

Вальс продолжается. Опорных, прижимая к себе жену, блюет через ее голову в угловую урну и не останавливает своего вежливого супружеского танца; жена не замечает этого факта.

Мюд(за окном). Алеша! Возьми нас туда!

Алеша не слышит, танцуя с Сереной, которая уже вся побелела лицом и скорее корчится, чем танцует, Стерветсен вдруг припадает к роялю, побледнев. Евсей хватает урну и почтительно держит ее перед ртом Стерветсена.

За окном стоит Мюд, и рядом с ней появилось лицо Кузьмы, лежащее подбородком на подоконнике.

Других людей никого нет; ясно видна районная ночь.

Стерветсен. Благодарю. Пища не вышла, она усвоилась вглубь.

Евсей. Если даже вас не вырвало, то наше население сроду не заблюет…

Первая служащая среди танца начинает извиваться телом, ее челюсти и горло сводятся в судорогах, ее мучит тошнотворное чувство, — она движется почти в припадке, вся трепеща от желудочного страдания. С ее кавалером-служащим совершается то же самое.

Первая служащая. Ах, я так в общем и целом довольна, но я больше не могу… я не в силах… из меня выходит вся душа…

Стерветсен. Продайте ее мне, мадемуазель…

Всех остальных танцующих также сводит рвотная судорога, но танец все же продолжается; одичавшие тела в мучении обнимают друг друга, но напор желудочного вещества давит им в горло, и танцующие откидываются один от другого. Музыка утихает.

Кузьма(из-за окна запевает).

…Высоко в небе ясном…

Мюд(жалобным голосом продолжает песню из окна).

…Вьется алый стяг…

Серена(еле двигаясь в танце изнемогающим телом, говорит печально Алеше). Ах, мне так грустно в животе!

Алеша. Что у тебя — душа с телом расстается?