Читаем Том 6. Я пришел дать вам волю полностью

Баба выпростала из-под одеяла крепкое, нагулянное тело, сладко, со стоном потянулась... И опять радостно засмеялась.

– Ох, ноченька!.. Как только и выдюжила.

– Иди, сказали! – прикрикнул Матвей. – Бесстыжая... Урвала ночку – тем и будь довольная.

– На, поцалуй мою ногу, – баба протянула Матвею ногу.

– Тьфу!.. – Матвей выругался, он редко ругался.

Степан толкнул бабу с кровати.

Баба притворно ойкнула, взяла одежонку и ушла куда-то через сводчатый проем в каменной стене.

Степан спустил ноги с кровати, потрогал голову.

– Помнишь что-нибудь? – спросил Матвей.

– Найди вина чару, – Степан тоскливо поискал глазами по нарядной, с высокими узкими окнами белой палате. – Мы где?

Матвей достал из кармана темную плоскую бутыль, подал.

– В палатах воеводиных.

Степан отпил с жадностью, вздохнул облегченно:

– Ху!.. – посидел, свесив голову.

– Степан, так нельзя... – Матвей изготовился говорить долго и внушительно. – Эдак мы не только до Москвы, а куда подальше сыграем – в гробину, как ты говоришь. Когда...

– Где Васька? – спросил Степан.

– Где Васька?.. Кто его знает? Сидит где-нибудь так же вот – похмеляется. Ты помнишь, что было-то?

Степан поморщился:

– Не гнуси, Матвей. Тошно.

– Будет тошно! С Васькой вам разойтиться надо, пока до беды не дошло. Вместе вам ее не миновать. Оставь его тут атаманом – куда с добром! И – уходить надо, Степан. Уходить, уходить. Ты человек войсковой – неужель ты не понимаешь? Сопьются же все с круга!.. Нечего нам тут делать больше! Теперь мужа с топором – нету. За спиной-то...

– Понимаешь, понимаешь... А не дать погулять – это тоже обида. Вот и не знаю, какая беда больше: дать погулять или не дать погулять. С твое-то и я понимаю, Матвей, а дальше... никак не придумаю: как лучше?

– Сморите маленько. Да сам-то поменьше пей. Дуреешь ты – жалко же. И страшно делается, Степан. Страшно, ей-богу

– Опять учить пришел? – недовольно сказал Степан.

Матвей на этот раз почему-то не испугался.

– Маленько надо. Царем, вишь, мужицким собираисся стать – вот и слушай: я мужик, стану тебе подсказывать – где не так, – Матвей усмехнулся. – Мне, стало быть, и подсказать можно, где не так делаешь: не боярам же тада подсказывать...

– Каким царем? – удивился Степан. – Ты что?

– Вчерась кричал. Пьяный, – Матвей опять усмехнулся. – А знаешь, какой мужику царь нужен?

– Какой? – не сразу спросил Степан.

– Никакой.

– Так не бывает.

– А еслив не бывает, тада уж такой, какой бы не мешал мужикам. И чтоб не обдирал наголо. Вот какого надо. Тут и вся воля мужицкая: не мешайте ему землю пахать. Да ребятишек ростить. Все другое он сам сделает: свои песни выдумает, свои сказки, свою совесть, указы свои... Скажи так мужику, он пойдет за тобой до самого конца. И не бросит. Дальше твоих казаков пойдет. И не надо его патриархом сманивать – что он вроде с тобой идет...

Степан заинтересовался:

– Вон как!.. А вот здесь у тебя промашка, хоть ты и умный: он, мужик твой...

– Да пошто же он мой-то?

– Чей же?

– Твой тоже. Чего ты от его отрекаесся?

– Хрен с им, чей он! Он своего поместника изведет и подумает: хватит, теперь я вольный. А невдомек дураку: завтра другого пришлют. А еслив он будет знать, что с им патриарх поднялся да царевич...

– Какой царевич? – удивился Матвей.

– Алексей Алексеич.

– Он же помер!

– Кто тебе сказал? – Степан пытливо глядел на рязанца, точно проверяя на нем эту неслыханную весть.

– Да помер он! – заволновался было Матвей.

– Врут. Он живой... Царь с боярами допекли его, он ушел от их. Он живой.

Матвей внимательно посмотрел на Степана. Понял.

– Во-он ты куда. Ушел?

– Ушел.

– И к тебе пришел?

– И ко мне пришел. А к кому больше?

– Знамо дело, больше некуда. Про Гришку Отрепьева слыхал?

– Про Гришку? – Степан вдруг задумался, точно пораженный какой-то сильной, нечаянной мыслью. – Слыхал про Гришку, слыхал... Как бабу-то зовут?

– Какую?

– Жонку-то мою...

Матвей засмеялся:

– Ариной.

– Ариша! – позвал Степан.

Арина вошла, одетая в дорогие одежды.

– Чево, залетка моя? Чево, любушка...

– Тьфу! – обозлился Степан. – Перестань! Сходи передай казакам: пускай найдут Мишку Ярославова. Чтоб бегом ко мне!

Арина скорчила Матвею рожу и ушла.

Степан надел штаны, чулки. Заходил по палате.

– А Бог какой мужику нужен? – спросил через свои думы.

– Бог?.. – теперь и Матвей задумался, хотел сказать серьезно, а серьезно, вплотную никогда так не думал – какой мужику Бог нужен.

– Ну? – не сразу переспросил Степан; из всех разговоров с умным мужиком он не понял: верует тот богу или нет.

– Да вот думаю. Какой-то, знаешь... чтоб мне перед им на карачках не ползать. Свойский. Чтоб я с им – по-соседски, как ты вон рассказывал. Был у меня в деревне сосед... Старик. Вот такого бы. Так живой, говоришь, царевич?

– Что ж старик? – Степан не хотел больше про царевича.

– Старик мудрой... Тот говорил: я сам себе Бог.

– Ишь ты!

– Славный старик. Помер, царство небесное. Такого я б не боялся. А ишо – понимал бы я его хоть. Того вон, – Матвей посмотрел на божницу, – не понимаю. Всю жись меня им пугают, а за что? – не пойму. Ты вон страшный, но я хоть понимаю: так уж человек себя любит, что поперек не скажи – убьет.

Перейти на страницу:

Все книги серии Шукшин В.М. Собрание сочинений в шести книгах

Похожие книги

Плаха
Плаха

Самый верный путь к творческому бессмертию – это писать sub specie mortis – с точки зрения смерти, или, что в данном случае одно и то же, с точки зрения вечности. Именно с этой позиции пишет свою прозу Чингиз Айтматов, классик русской и киргизской литературы, лауреат самых престижных премий, хотя последнее обстоятельство в глазах читателя современного, сформировавшегося уже на руинах некогда великой империи, не является столь уж важным. Но несомненно важным оказалось другое: айтматовские притчи, в которых миф переплетен с реальностью, а национальные, исторические и культурные пласты перемешаны, – приобрели сегодня новое трагическое звучание, стали еще более пронзительными. Потому что пропасть, о которой предупреждал Айтматов несколько десятилетий назад, – теперь у нас под ногами. В том числе и об этом – роман Ч. Айтматова «Плаха» (1986).«Ослепительная волчица Акбара и ее волк Ташчайнар, редкостной чистоты души Бостон, достойный воспоминаний о героях древнегреческих трагедии, и его антипод Базарбай, мятущийся Авдий, принявший крестные муки, и жертвенный младенец Кенджеш, охотники за наркотическим травяным зельем и благословенные певцы… – все предстали взору писателя и нашему взору в атмосфере высоких температур подлинного чувства».А. Золотов

Чингиз Айтматов , Чингиз Торекулович Айтматов

Проза / Советская классическая проза