Том 6. Нума Руместан. Евангелистка

— Значит, школа почти рядом с замком, дойти туда два шага? Так ты же совсем не гуляешь, родная моя! Просидеть пять часов в классе без воздуха, без движения! По крайней мере ты ходила на шлюзы навестить Мориса?

Нет, она туда не ходила. Г-жа Эпсен начала жалобно сокрушаться о бедном мальчике: ведь они совсем его забросили из-за всех этих хлопот и приготовлений к свадьбе.

— Отец считает, что ему там лучше, что это полезно для будущего моряка, но я, право, не понимаю, чему он там может научиться… Ах, доченька! Как много добра ты принесешь этой семье! Какая благородная задача для женщины доброй и серьезной, как ты!

Лина действительно была серьезна, даже чересчур серьезна, ибо ничто не могло вывести ее из оцепенения. Вялая, равнодушная ко всему, она продолжала сидеть за столом, задумчиво устремив глаза в одну точку, высоко над листвой деревьев, на золотистом закатном небе.

— Хочешь, пройдемся немного, деточка? Такой дивный вечер! И Фанни захватим с собой по дороге.

Элина сначала отказывалась, но потом уступила.

— Тебе так хочется? Ну хорошо, пойдем! — сказала она твердо, словно приняв какое-то важное решение.

В ясные летние вечера партер Люксембургского сада с той стороны, что прилегает к старому питомнику — его причудливые деревья, цветочные клумбы, заросли японского ломоноса с вьющимися стеблями и соцветиями пурпурных колокольчиков, тепличные декоративные юкки и кактусы, его белые статуи, оживленные зыбкой тенью листвы, — напоминает зеленый, заботливо возделанный парк, только что политый перед приходом гуляющих. Ничего похожего на пыльные дорожки городских садов, на шумные аллеи бульвара Сен-Мишель. Здесь купаются в песке и летают над самой травой воробьи и толстые дрозды, почти ручные, клюющие крошки, оставшиеся от завтрака малышей.

В послеобеденные часы сюда, в круговые аллеи, к пчельнику, к фруктовым деревьям, рассаженным букетами, спиралью или шпалерами, со всех окрестных улиц стекается народ, совсем непохожий на праздную публику, толпящуюся на боковых террасах: служащие, мелкие рантье, семьи рабочих, женщины, сидящие здесь до темноты с книжкой или рукодельем, спиной к аллее и лицом к зелени, мужчины, расхаживающие с газетой в руках, и целые стаи детей, больших и совсем крошечных, играющих, бегающих вперегонки и едва научившихся ходить, которых выводят гулять так поздно, потому что матери работают целый день.

Усадив г-жу Эпсен на складное кресло возле клумбы ирисов, которые она особенно любила за нежные оттенки цветов и болотистый запах, Лори предложил Элине пройтись по саду. Она согласилась сразу, с какой-то лихорадочной поспешностью, хотя в последние дни словно бы избегала оставаться с ним наедине. Бедняга не мог скрыть свою радость. Гордо выпрямившись, довольный, помолодевший, он повел невесту в английский сад, где гуляли другие парочки, тоже, быть может, помолвленные. Рассыпаясь в цветистых фрааах, Лори не обращал внимания на холодное молчание Элины, — он приписывал его девической робости и застенчивости. День свадьбы еще не был назначен, но обвенчаться они собирались на каникулах, в свободное от занятий время, когда ученики разъедутся и школы закроются. На каникулах! А ведь уже начался июль…

Какой чудесный июльский вечер, светлый, полный надежд! Влюбленный шел как во сне, глядя на дальние окна над бульваром, полыхавшие в лучах заката среди ветвей.

Фанни догнала их и в приливе нежности прижалась к Элине.

— Нет, оставь меня… Поди поиграй! — сказала ей Элина.

Девочка послушно побежала вперед по аллее, где щебетали ласточки и прыгали воробьи чуть ли не под ногами гуляющих, перелетая с деревьев на статуи, с гривы Каинова льва на поднятый кверху палец Дианы. День угасал. Длинные лиловые тени ложились на траву. — Следя за их узором, Элина шла молча, опустив глаза. Вдруг она сказала:

— Я узнала новость, которая меня глубоко огорчила. Правда ли, что Морис готовится к первому причастию?

Морис действительно написал отцу, что посещает католическую школу при церкви Пти-Пора, к великой радости тамошнего кюре, довольного, что у него в этом году будет хоть один причастник. Но чем же это могло рассердить Элину?

— Меня следовало предупредить, я бы этого не разрешила, — продолжала девушка суровым тоном. — Если мне предстоит быть матерью вашим детям, руководить их воспитанием, они должны исповедовать ту же веру, что и я, единую, истинную веру… Я этого требую!