Том 6. Письма 1860-1873

Я только что провел три дня между Ораниенбаумом и Петергофом, ведя политические споры с разными членами августейшей семьи, которые все разделены между собою своими симпатиями и антипатиями — сплошь немецкими… Словом, это Германия в миниатюре. Одно там начисто отсутствует — русский взгляд на вопрос. Горько становится, как призадумаешься… Впрочем, со мной были исключительно ласковы и любезны. Я снова виделся с великой княгиней Марией Николаевной, с которой имел длинный разговор на балу, состоявшемся под ее покровительством в Петергофе. Она совершенно покорена Наполеоном и не постигает, как человек, столь ей приятный, может не быть лучшим союзником России… в особенности после тех шагов, которые он сделал нам навстречу. Ибо он только что обратился с собственноручным письмом к государю, предлагая ему союз и убеждая его забыть прошлое… Подобное письмо свидетельствует о многом…

Что касается моего милейшего друга князя^*, он положительно запутался, и то же самое можно сказать обо всех этих людях, в которых не находишь даже начатков знания, даже малейшего glimpse[30] русской действительности, представителями коей они должны бы быть. — Это такое полное неведение самых азов вопроса, что всякий серьезный спор с ними невозможен… И вот почему я примиряюсь с нашим вынужденным бездействием в данную минуту, ибо только их явное бессилие спасает нас от гибельных последствий их недомыслия… Это люди, которые уехали бы не туда, куда надо, да, по счастью, опоздали на поезд.

Прошлую ночь я спал в большой гостиной, так как разрушение уже достигло моей комнаты, где собираются ломать печь, чтобы превратить ее в камин.

Благодарю мою добрую Мари за ее приложение к твоему письму и прошу ее передать дружеские приветы Бирилеву и поцелуи малютке…^* Пусть они оба доставляют ей как можно меньше беспокойств… Вот несколько слов Данилову, который, я полагаю, еще с вами, а буде он вас уже покинул, то нужно бы переслать их ему немедленно, чтобы, возвращаясь из имения своего отца, он проехал через Овстуг и уладил дело, которое я ему поручаю, если только он не успел уладить его прежде.

Здесь стояла все время холодная и дождливая погода, болезнь идет на убыль, и о ней больше не говорят. Что касается меня, я, кажется, предпочел бы перенести хороший приступ холеры, чем испытывать это жалкое недомогание, которое не убивает, но отравляет жизнь, капля за каплей…

Двор останется в Петергофе до первых чисел августа, когда государь предполагает совершить путешествие, начав его с Варшавы. — Что до императрицы, то она, я думаю, водворится в Царском… Ах, какие все это перепевы одного и того же — и до чего тошнотворно существование в определенном возрасте, и как пора было бы с этим покончить… Господь с вами.

Георгиевской М. А., 26 июля 1866^*

86. М. А. ГЕОРГИЕВСКОЙ 26 июля 1866 г. Петербург

Петербург. 26 июля

Милая Marie. Вот письмо, которое бы мне очень и очень хотелось самому отвезти к вам, как я и предполагал и надеялся. Но чему-то или кому-то это, видно, было неугодно — и пришлось мне поздравлять вас и с завтрешним и с прошлым вашим праздником^* самым пошлым образом, т. е. письменным… Когда же наконец графу Толстому заблагорассудится сократить это расстояние, несколько затрудняющее мои визиты к вам. — Вчера Делянов говорил мне, что он на днях писал к нему о вас, настаивая на необходимости скорого решения. Теперь, как он мне сказывал, упраздняется место по редакции «Жур<нала> Минис<терства> народного просвещ<ения>». — Это, я знаю, нечто весьма несущественное, не более как pied-à-terre[31] на первых порах, — но главное для вас, чтобы вы были здесь налицо и вашим личным присутствием беспрестанно напоминали о необходимости окончательно-удовлетворительного водворения.

Меня все это время не было в городе. Последние дни я провел в Царском Селе у Дарьи, которой положение самое грустное и безотрадное. Теперь к ней приехала Kitty. Настоящей опасности нет, но нет и большой надежды на выздоровление, и положение мучительно.

Перед этим я был дня три в Ораниенб<ауме> и Петергофе — гостил у в<еликой> к<нягини> Ел<ены> Павл<овны> в самый разгар событий — и имел случай много толковать о происходящем. Любопытно — но несообщительно.

Неутешительны и мои беседы с кн. Горчаковым, полнейшее непонимание. — Так что приходится радоваться нашему бессилию, обрекающему нас на бездействие, потому что действие было бы нелепо. Мы непременно попали бы не в тот поезд, куда следует, но, к счастью, денег не оказалось, чтобы заплатить за место…^* Скажите вашему мужу, чтобы он сказал Каткову сообщить ему письмо, писанное от имени Г<орчакова>^*. — Это полнейшее testimonium нашей политическ<ой> paupertatis.[32]

Надеюсь, что оно вызовет приличное заявление.

Знайте, что в буд<ущем> месяце я непременно явлюсь в Москву, и потому что мне этого хочется, и потому что надо. Пока простите. Господь с вами.

Весь ваш

Ф. Тютчев

Тютчевой Эрн. Ф., 28 июля 1866^*

87. Эрн. Ф. ТЮТЧЕВОЙ 28 июля 1866 г. Петербург

Pétersbourg. Jeudi. 28 juillet