Том 6. Публицистика. Воспоминания

В Grasse тоже «праздник». Над нашим «Бельведером», на городской площадке, тоже толпа, мальчишки, бляди, молодые хулиганы, «Марсельеза» и «Интернационал», на бархатных красных флагах (один из которых держали мальчик и девочка лет по 6, по 7) — серп и молот. <…>

Надо серьезно думать бежать отсюда. <…>

Видел в Ницце Зайцевых. <…> — грустные, подавленные тем, что происходит в Париже.

Душевно чувствую себя особенно тяжело. Все одно к одному!

1. VI 1.36.Grasse.

Все занят «Освобождением Толстого».

Ночью с 7 на 8.VII.

Изумительные белые облака над садом и из-за гор. Луна в озере барашков.

16. VIII.36.

Иногда страшно ясно сознание: до чего я пал! Чуть не каждый шаг был глупостью, унижением! И все — время полное безделие, безволие — чудовищно бездарное существование!

Опомниться, опомниться!

1. ХII. Париж.

Светлая погода. И опять — решение жить здоровее, достойнее. <…>

1937

19. VIII.37. Венеция.

Вчера приехал сюда в 5 ч. вечера с Rome Express. Еду в Югославию. Остановился в H^otel Britania.

Нынче был на Лидо. Огромно, гадко, скучно. Обедал у Бауэра. Лунная ночь, 9 часов — всюду музыкально бьют часы на башнях <…>

1938

5. XI.38.Beausoleil.

Лунная ночь. Великолепие небесной синевы, объемлющей своей куполообразностью, глубиной и высотой все — горы, море, город внизу. И таинственно, темно мерцающая над самой Собачьей Горой звезда (вправо от нас).

Лихорадочный взгляд…

1939

17. VII.39.

Вчера с Маркюсами, Верой и Лялей осмотр виллы в Cannet La Palmeraie. Нынче еду с Г. и M. в Juan-les-Pins смотреть другие виллы.

21 июля (записал на клочке ночью): «Еще летают лючиоли». <…>

1940

1940 г.Villa Jeannette, Grasse, a. m.

Вчера ездил в Ниццу. Как всегда, грусть — солнце, море, множество как бы праздничного народа — и ни души знакомой, нужной.

Не застал Цакни, оставил ему записку, что буду в понедельник в 2 1/2 ч. <…>

Нынче послал открытку-avion Гребенщикову, чтобы написал в американских газетах о писательской нужде в эмиграции. <…>

Погода как будто на весну, но все холодный ветер. Финнам плохо.

6. III. 40

<…> Нынче холодно, с утра было серо, туман, крупа, шел с полчаса снег. А вчера, гуляя с Верой ночью по саду, услыхал первую лягушку — думал, начинается, значит, весна.

Прочел книжечку (изд. Суворина) гр. Соллогуба — «Аптекарша», «Метель», «Неоконченные повести». Довольно ловко все, но ненужно. Герои и героини, как всегда писали прежде, умирают от несчастной любви.

Хорошо для рассказа: донской казак Харулин.

Хорошо бы написать рассказ, действие которого в Бахчисарае. Татарин Осламбей. Татары говорят: «тютюн ичмен!», т. е. надо «попить дыму» (покурить). Еще: «шишлык» (а не шашлык; шиш по-татарски вертел, палочка). Хорош Бахчисарай!

Овцы Божья стада.

Темно-желтая бабочка в черных узорах на крыльях. Задние крылья — с длинными черными косицами. (Все это нынче ночью почему-то приходило в голову.) <…>

11. III.40.

<…> Все еще очень холодно — всю зиму мучение — одна из причин, почему только лежу и читаю. <…>

Читаю «Отечественные записки» за 84-й год. Там стихи Мережковского, столь опытные, что, верно, было ему тогда не меньше 20 лет, и стихи Надсона: «Горячо наше солнце безоблачным днем» — одни из немногих, которые мне нравились когда-то — семнадцатилетнему — и теперь до чего-то чудесного воскресили всего меня той поры. Называется «В глуши». Вижу и чувствую эту «глушь» совершенно так же, как тогда — в той же картине (и теперь такой же поэтической, несмотря на то, что это Надсон).

14. III.40.

<…> Первый почти летний день. Ночью туман, слышны были лягушки.

Позавчера обварил себе правую руку кипятком. Горит, вспухла. <…>

Кончил перечитывание двух рассказов Тургенева. Мастерство изумительное, но в общем читал равнодушно — исключение некоторые страницы. Кое-что (почти все, вернее) читал как новое — так забывается Тургенев. Одно «Полесье» почти все по-настоящему прекрасно. Почти во всех рассказах, — да, кажется, даже во всех, — редкое богатство совершенно своих, удивительных по меткости определений чувств и мыслей, лиц и предметов.

17. III.40.

<…> Перечитал «Что такое искусство» — Толстого. Скучно, — кроме нескольких страниц, — неубедительно. Давно не читал, думал, что лучше. Привел сотни определений того, что такое красота и что такое искусство, — сколько прочел, какой труд проделал! — все эти определения, действительно, гроша настоящего не стоят, но сам не сказал ничего путного.

29. III.40.

Лежу, читаю, порой смотрю в солнечные окна и думаю, — о том своем я, которое живет и сознает себя уже лет 60 — и это я думает, что лет через 5, много 10, его не будет. И не будет оно ничего видеть и думать. Странно!

30. III.40. Суббота.

Приехал из Ниццы Цакни. Почти весь день очень светлый, но холодный. Ужасная весна. Несколько дней тому назад дня два лил ледяной дождь. <…>

Стал присаживаться к письменному столу.

В Париж я уехал 29 января, вернулся в Grasse в субботу 16-го февраля.