Том 6. Публицистика. Воспоминания

Дорогая Олечка,Подари мне кроличкаИ пришли в наш домЗаказным письмом.Я его затемС косточками съем,Ушки пополамМарге с Галей дам,А для прочих всех —Лапки, хвост и мех.

23. IX.41, 24.IX.41.

<…> Майский, русский посланник в Англии, заявил английскому правительству, что немцы потеряли людьми около трех г половиной миллионов, но что и у русских потери очень велики, что разрушены многие индустриальные центры, что Россия нуждается в английской помощи… Это английское радио. Французское радио сообщило одно: «Майский признал, что положение русских катастрофично, что потеря Киева особенно ужасна…»

Прекрасная погода.

25. IX.41.

Прекрасное утро. Проснулся в 7. Бахр. и 3. поехали за картошками к Муравьевым.

М. и Г. переписывали эти дни «Натали». Я еще чуть-чуть почеркал.

Питаемся с большим трудом и очень скудно: в городе решительно ничего нет. Страшно думать о зиме.

28. IX.41. Воскресенье.

Прекрасный день, начинался ветер, теперь стих (три часа). Как всегда, грустно-веселый, беспечный трезвон в городе. <…>

Третий день не выхожу — запухло горло, был небольшой жар, должно быть, простудился, едучи из Cannes в четверг вечером, сидя в заду автобуса возле топки.

Кончил «Обрыв». Нестерпимо длинно, устарело. Кое-что не плохо.

Очень грустно, одиноко.

30. IX.41. Вторник.

Хорошая погода. Именины Веры, завтрак с Самойловыми, они привезли жареную утку.

Кровь. Сказка про Бову продолжается — «одним махом семьсот мух побивахом». «Полетел высоко — где-то сядет?»

8. X.41. Среда.

<…> Вчера вечером вернулся из Ниццы Бахрак. A.Gide сейчас там. Какой-то швейцарский издатель, по его рекомендации, хочет издать на французском языке мою новую книгу. Вот было бы счастье!

В Сербии и Чехии заговоры, восстания и расстрелы. <…>

9. X.41. Четверг.

Проснулся в 6 1/2 (т. е. 5 1/2 — теперь часы переведены только на час вперед), выпил кофе, опять заснул до 9. Утро прекрасное, тихое, вся долина все еще (сейчас 10 1/2) в светлом белесом пару. Полчаса тому назад пришел Зуров — радио в 9 часов: взят Орел (сообщили сами русские). «Дело очень серьезно».

Позавчера М. переписала «Балладу». Никто не верит, что я почти всегда все выдумываю — все, всё. Обидно!

Баллада выдумана вся, от слова до слова — и сразу в один час: как-то проснулся в Париже с мыслью, что непременно надо что-нибудь <послать> в «Последние новости», должен там; выпил кофе, сел за стол — и вдруг ни с того ни с сего стал писать, сам не зная, что будет дальше. А рассказ чудесный.

Нынче Ницца встречает Дарлана.

Как живет внучка Пушкина и чемзарабатывает себе пропитание!

11. X.41.

Самые страшные для России дни, идут страшные бои — немцы бросили, кажется, все, все свои силы. «Ничего, вот-вот русские перейдут в наступление — и тогда…» Но ведь то же самое говорили, думали и чувствовали и в прошлом году в мае, когда немцы двинулись на Францию. «Ожесточенные бои… положение серьезно, но не катастрофично…» — все это говорили и тогда.

14. X.41. Вторник.

Рождение В. Завтракали у Тюкова.

17. X.41. Пятница.

Вчера вечером радио: взяты Калуга, Тверь (г. Калинин по-«советски») и Одесса. Русские, кажется, разбиты вдребезги. Должно быть, вот-вот будет взята Москва, потом Петербург… А война, должно быть, будет длиться всю зиму, — может быть, и дольше. Подохнем с голоду. <…>

18. X.41.

Вчера кончил перечитывать «Обломова». Длинно, но хорошо (почти все), несравненно с «Обрывом». <…>

19. X.41. Воскресенье.

Пошел пятый месяц войны.

Недели 2 тому назад перечитал три романа Мориака. Разочарование.

Нынче кончил «L''ecole des femmes» Gide'a. Скучно, пресно, незначительно. Зачем это написано? Умный человек, прекрасно пишет, знает жизнь — и только.

<Без даты>

Когда ехал в среду 22-го из Ниццы в Cannes в поезде, голубое вечернее море покрывалось сверху опалом.

29. X.41. Среда.