Том 6. Сны фараона

— Как видите. Во всяком случае, ни возраст, ни недуг не помешали ему стать самым, быть может, великим мыслителем нашего времени. Он по праву унаследовал кафедру, которую возглавлял еще Исаак Ньютон.

— Кембридж!

— Да, в Кембридже.

— И тоже занят «червяными дырами»?

— Подымай выше! Он еще нацелился на теорию Великого объединения, которая объяснит Вселенную. Понимаете, Пит? Все остальное будет вытекать из нее как следствия.

— Если получится.

— Дай-то Бог, чтобы получилось. Эйнштейн искал до последних дней жизни… К чему я все это говорю?

— Вот именно!

— Коль скоро ваша корпорация и вы лично, Пит, замахиваетесь на такое, а в этом после дебатов в «Механике Холл» у меня нет сомнений, то позволительно задаться вопросом, на кой ляд, извините за выражение, вам моя скромная персона? Грядет величайший научно-технический переворот в истории, а вы, вместо того, чтобы целиком посвятить себя действительно потрясающему воображение предприятию, почему-то цацкаетесь со мной? Я этого просто не понимаю. Какой к черту сценарий? При чем тут «Эпсилон Пикчерс»?

— Вот вы о чем! — хлопнул в ладоши Джонсон, впервые позволив себе эмоциональный жест.

— И не только об этом! — Борцов непроизвольно повысил голос. — А химия? Я говорю о работах профессора Вейдена и Долорес! Как все это увязывается? Какое отношение…

— Стоп! — перебил Джонсон. — Давайте немного сбавим накал… Между прочим, как вам наша красавица-мексиканка?

— О, Господи! Какое это имеет значение?

— Все в нашем мире имеет значение. Тем более, если ваш Хокинг прав, и наша Вселенная замкнута, и время, как алхимический змей, кусает свой собственный хвост. Возможно, я допустил тактическую ошибку, предоставив вам возможность разобраться во всем самому. Но поймите и меня, Тим. Первому встречному не раскрывают карты. Мне хотелось присмотреться к вам поближе, оценить вашу хватку, которая, признаюсь, превзошла мои ожидания. Вам удалось связать кое-какие нити быстрее, чем можно было предполагать. Что ж, тем лучше, хотя вы и пришли к неверным выводам. Возможно, виной тому ваша повышенная эмоциональность и, конечно, печальные обстоятельства личной жизни.

— Оставим личную жизнь.

— Зачем же? Даю слово, что не имею ни малейшего отношения к постигшему вас несчастью и глубоко вам сочувствую. Однако я допускаю, в порядке рабочей гипотезы, что наш с вами контакт мог каким-то образом сказаться на положении дел.

— Вы действительно так думаете? — содрогнулся Борцов, как от удара током. Нервы и вправду были напряжены до предела. — Скажите мне все, без утайки. Нет ничего хуже неизвестности.

— Я предельно откровенен, мой бедный друг. У меня нет причины что-либо утаивать. Вспомните, кто познакомил вас со стариной Рогиром? С синьорой Монтекусома? Кто, чуть не силой, затащил в «Меканикс Холл»? Я же видел, как вам хотелось на лекцию! Теперь поставьте себя на мое место. Допустим, вы — коварный Питер Джонсон, а я — наивный и подозрительный, как все советские люди, писатель Борцов, которого мне во что бы то ни стало надо завлечь в сети, говоря попросту, одурачить. И как бы вы себя повели в этом случае?.. То-то и оно. Молчите? Потому что вам стыдно.

— Постойте, Пит, — попытался было возразить Ратмир, но Джонсон предостерегающе поднял ладонь.

— Нет уж, теперь вы постойте. Прежде я должен ответить на ваш вопрос, прозвучавший, как обвинение. Вы спрашиваете, почему я вместо того, чтобы заниматься делом, действительно важным, позволяю себе нянчиться с вами? Вы сказали даже хуже — цацкаться, чем обогатили мой лексикон… Что значит цацкаться?

— Примерно то же, что няньчиться, — через силу улыбнулся Ратмир.

— Значит, я все-таки обладаю языковым чутьем.

— Безусловно.

— Уже легче. Все-таки игра идет на вашем поле. И в лингвистическом смысле, и в научном, ибо мои познания в физике ничто по сравнению с вашими. Тем не менее, я осмелюсь задать вам простейший вопрос: с чего, по вашему мнению, началась атомная эра?

— С открытия Рентгена, с опытом Беккереля, мало ли…

— И сколько лет прошло, прежде чем мы грохнули бомбу? Полвека?

— Примерно.

— Теперь скажите мне, с какого момента берет отсчет термоядерный синтез?

— Наверное, с Бете? Когда пришло понимание процессов, протекающих в звездах.

— И сколько лет минуло?

— Шестьдесят, даже больше.