Однако следует помнить, что любая дама любого возраста убеждена, что тайны ее телес есть (или были) самые замечательные тайны. Это отчетливо заметно по той презрительной снисходительности, с которой любая живая дама рассматривает фото глянцевитых красоток на развороте «Плейбоя».
Среди полученных писем есть одно стихотворное, автор — капитан танкера «Маршал Жуков» Алексей Иванович Антонов. («Маршал Жуков», систершип танкера «Маршал Бирюзов», тоже строился в Сплите.) Ты расскажи и про ночные бденья, И как моряк находит вдохновенье В стихии и в себе самом. Мечтал и я когда-то пописать, О чем-то главном людям рассказать, Но не могу предать корявым мыслям лоску: Ведь двадцать с лишком капитанских лет, Увы, оставили свой след Не только в печени и в реденькой прическе. Ты на два года младше, ты еще мальчишка, — Еще есть время посидеть над новой книжкой. Достаточно тебе штормов и льдин. Пора травить, что выбрано, втугую. Теперь писать, писать напропалую. Пусть знают обыватели-невежды, Что все еще идут за Доброю Надеждой — Находятся такие чудаки! — Которые по волнам вечно бродят, Чего-то там в душе своей находят, Которым жизнь сидячья не с руки, Что есть еще летучие голландцы! И что у них меж жизнью и мечтой Еще не стерлись кранцы!
Во какие стихи наши капитаны пишут…
Наш экипаж представляет к этому моменту из себя то самое общежитие, в котором обыватели не в свое дело не суются, пороху не выдумывают, отчаянных передовых статей не сочиняют, а простенько себе живут и бездумно-степенно блаженствуют в безделье ледового дрейфа.
Встал в четыре утра. Туман, снег.
Поговорил с «Леонидовым». На вахте у них был старпом. Он работал четвертым помощником на «Воровском», когда в шестьдесят седьмом мы катали туристов в Арктику. Его лица вспомнить не смог.
Попугивают, опасно побаливая, правый локоть и шейные позвонки. Застудил? Как бы не хватанул остеохондроз. Спал в свитере, связанном из собачьей шерсти.
А если говорить честно, то инстинкт охоты — при взгляде на близко бегающих песцов — и у меня пробуждается! Как глубоко он сидит в нас со времен мамонтов. По науке, инстинкт — это то, что задает программу мозгу. Но где тогда этот самый инстинкт сидит, где он, подлый, расположен, — вне мозга? В желудке, что ли?
Люди раздражены на мою настырность в части запрета бить песцов.
Песцы же сразу учуяли возросшую степень безопасности: вокруг судна носится штук по десять зверей разом. Ребята кидают им за борт что придется, включая брезентовые рукавицы. Рукавицы песцы тоже, резвяся и играя, съедают.
В 11.30 на весте показалась «Сибирь». Она бьет канал для «Владивостока» и «Тайшета», из первого трюма которого беспрерывно откатывают воду.
«Сибирь» — нам:
— Господи! И как вас, «Колымалес», сюда, в самый центр ледового массива, угораздило и занесло?
— Вашими молитвами! Ледоколы завели! Сами бы мы и при большом желании такого не смогли!
— Что верно, то верно…
Сразу веселее стало, как только атомная махина возникла в ощутимой близости. Может, она нас и на запад протолкнет?
Потом подслушали диалог «Сибири» с «Адмиралом Макаровым».
Степан Осипович Макаров хладнокровно заявил:
— «Тайшет» пусть тонет, раз такое дело! Там «Владивосток» людей снимет. А вот этих вытаскивать срочно надо, которые здесь в массиве кукуют!
«Сибирь»:
— Если «Колымалес» сейчас поволоку на запад проливом Санникова, от них только ребра останутся! Идемте к «Хосе Диасу»!
И около часа ночи второго октября «Сибирь» с «Макаровым» протащили на восточную кромку «Хосе Диаса». В феерии прожекторов тащили, в таких световых эффектах, какие и не снились Скрябину в цветном кошмарном сне.
Я наблюдал феерию из каюты и слушал танго: «Счастье мое я нашел в этой дружбе с тобой…»
Концерт по заявкам педагогов — в честь Дня учителя.
В три ночи «Сибирь» вернулась и уволокла «Леонидова» — без шума, без лишних слов, уверенно и спокойно.
А к «Шухову» подошел «Макаров», чтобы взять его на усы. Ледобои начали с шуточек:
— «Шухов», а почему у вас красный огонь горит? Груз разрядный?
— Да, взрывчатка.
— В ящиках?
— Да, в ящиках.
— Чего же вы тогда тут столько времени торчите? Растащили бы ящики по ледку до кромки да и трахнули — и плыви на все четыре стороны!
Во время этого юмористического диалога «Макаров» приближался кормой к носу «Шухова», а мы пялились на них в бинокли. И явственно заметили, как «Макаров» трахнул кормой в скулу «Шухова». «Шухов» заорал:
— Вы мне дырку сделали! В районе названия!
— Не понял! Какое название?
— Дырка у нас, дырка! От вас дырка! Там, где название судна!
— Ну, коль выше ватерлинии, то это не дырка! Работайте вперед полным! Застоялись вы тут! Винтом отвыкли работать! И что у вас за веревка на бензеле? Это мышиный хвост, а не трос! Если не положите нормальный трос на бензель, я вас не возьму!
Прямо феодал на крепостную девицу орет, прямо, черт возьми, право первой ночи назад возвращается.
Два песца прыгали в привиденческом свете прожекторов по торосам.
Когда «Макаров» взял «Шухова» на буксир и поволок, то вдруг вспомнил про нас и почему-то даже извинился: