Том 6 (XIV - середина XV века, литература времени национального подъема)

Мы наметили только некоторые темы этого значительнейшего периода в развитии русской литературы и остановились на отдельных литературных жанрах, которыми была столь богата эта переломная эпоха в русской культуре. Перелом совершился не только от упадка к расцвету, но и от статичного монументализма предшествующей эпохи к новому динамическому стилю, стилю эмоциональному, стремящемуся представить внутреннюю жизнь человека, — стилю, в котором все отчетливее звучали личностное начало и индивидуальные особенности авторства.

Эпоху конца XIV — первой половины XV века было бы легко сопоставить с явлениями Возрождения на юге и севере Западной Европы, увидеть в России конца XIV — начала XV века элементы Возрождения. И они действительно были, но резкое отличие заключалось в том, что сопутствующее Возрождению светское начало вовсе не возросло в России. Объяснялось это прежде всего тем, что борьба за национальную независимость имела отчасти религиозные формы: она выливалась в формы борьбы христианства с мусульманством.

Поэтому-то, между прочим, в повестях о Куликовской победе доля церковного элемента значительно больше, чем в «Слове о полку Игореве», а во всей русской литературе этого времени заметно усиление мистического элемента. Но главная черта литературы этого времени — национальный подъем, подъем национального самосознания, подъем глубокого интереса к родной истории и ко времени государственной и народной независимости Руси.

Д. С. Лихачев

ХОЖДЕНИЕ СТЕФАНА НОВГОРОДЦА

Подготовка текста, перевод и комментарии Л.А.Дмитриева

ОРИГИНАЛ

ОТ СТРАННИКА СТЕФАНОВА НОВОГОРОДЦА

Азъ, грешный Стефанъ из Великаго Новагорода, съ своими другы осмью приидох въ Царьградъ[6]

поклонитися святым местом и целовати телеса святых. И помилова ны Богъ святыи Софеи Премудрость Божия. В неделю Страстную приидохом въ град, и идохомъ къ святей Софеи.[7]

Ту стоить столпъ чюденъ[8] вельми толстотою и высотою и красотою, издалеча с моря видети его. И на верху его седить Иустинианъ Великы на коне велми чюденъ: аки живъ, в доспесе сороцинском, грозно видети его, а в руце яблоко злато велико, а вь яблоце крестъ, а правую руку от себе простеръ буйно на полъдни на Сороциньскую землю, къ Иерусалиму. Суть же инии стлъпове мнози по граду стоятъ от камени мрамора, много на них писаниа от връха и до долу писано рытию великою. Много дивитися и умъ не можеть сказати: железо камени того не иметь.

А от того столпа Устинианова внити въ двери святыя Софии в первыя двери, поступивъ мало — въ другия, и 3-е, и 4-е, и 5-е, и в шестые, тож в седмые двери внити въ святую Софею, великую церковь. И, пошед мало, обратитися на западъ и възрети горе на двери: ту стоит икона святы Спасъ. О той иконе речь в книгах пишется, того мы не можем исписати. Ту бо поганы иконоборец лествицю пристави, въсъхоте съдрати венець златый, и святая Феодосиа опроверже лествицю и расзби поганина, и ту святую заклаша рогом козьим.

И оттоле мало пошед, видехомъ множьство народа, целующе Страсти Господни,[9] и възрадовахомся велми, зане бо без слезъ не мощно приити къ Страстем Господнимъ. И ту виде нас царевъ боляринъ, ему же имя протостратарь,[10] и допровади ны до Страстей Господних, Бога ради, и целовахомъ, грешнии. По той же стороне, поступивше мало, ту на стене Спасъ, мусеею утворенъ, и вода святая от язвъ гвоздинных от ногу его идет, и ту целовахом; и помазаша ны масломъ и напои водою святою. И ту стоятъ столпове от камени краснаго мрамора, оковани чюдно, в них же лежать мощи святых.[11]

Ту люди прикасаются, идеже кого болить, здравие приемлют. И ту виде нас святый патриархъ Царяграда, ему же имя — Исидоръ,[12] и целовахом в руку его, понеже бо велми любить Русь. О великое чюдо смирениа святых! Не наш обычай имеютъ.

Оттоле идохомъ къ святому Арсению патриарху и целовахом тело его, и помаза ны старець маслом его. И то все идет посолнь въ церкви той.

И оттоле пошедше въ двери из церкви, итти промеж стенъ со свещею, обходя акы кругомъ.

Тамо же стоить икона святы Спасъ велми чюдна, и то зовется Елеоня гора,[13] по подобию, якоже и въ Иерусалиме. Оттоле, пошед къ олтарю, стоятъ столпи велми красны, подобни аспиду; ту же есть в великомъ олтаре колодяз, от святаго Иердана явися. Стражи бо церковнии выняша изь кладязя пахирь, и познаша каликы рускыя, Греци же не яша веры, русь же реша: «Нашь пахирь есть, — мы купахомся и изронихом на Иердане, а во дне его злато запечатано». И разбивше ставець и обретоша злато, и много дивишася, се бо чюдо сътворися Божиим повелениемъ, то ся нарече «Иерданъ».