Том 6. Живые лица

Но тут другой жилец подплыл, качаясь.«Вы сверху, да? Вели вы разговор… –Спросил он Данта, видимо стесняясь. –Я слышал ваш и разговор, и спор,И было мне, сказать по правде, странно.Ведь голоса людского с давних порЯ не слыхал. Лишь волны неустанноЗдесь воют. И уж так давноЯ сам молчу, средь этой мглы туманной,А мне молчать – совсем не всё равно.Молчание – такое, право, бремя,Особенно когда вокруг темно.Ах, если б здесь у нас хоть было Время!И я, ведь, жду его – и ничего!»«А разве вы не говорите с теми,Кто рядом, здесь? Не проще ли всего?Да иногда неплохо и молчанье,И если бремя – как и для кого!»«Вам чуждо, вижу я, мое страданье! –Ответил тот, качаясь на волне. –Вы оказали первому вниманье,Так почему б не оказать и мне?Моя история – совсем другая,А если вам и кажется извне,Что мы не на земле уже, не там,Где все общаются, а вот бы селиВы на волну, так стало б ясно вам,Что мы давно друг другу надоели…Печется каждый о себе одном.Недаром тот окончил еле-еле,Начав рассказы о себе самом.Был рад найти не здешнего…Он на земле со мною был знаком,Но я не знал тогда о нем такого,Что вам он откровенно рассказал».«А вы подслушали?» – И Дант суровоВзглянул. Но тот, спеша, ему сказал:«Ах, не сердитесь, это я невольно…И хоть не знал – я всё подозревал.Вас огорчить мне, право, было б больно.Я не подслушал… Да и что о нем!»Но Дант опять прервал его: «Довольно!Хотите рассказать мне о своем –Так говорите!» Данте был расстроен.Ведь все они, должно быть, об одном!Да и жилец казался беспокоен.Ему б уняться и рассказ начать,Так нет, завел: «Я, право, недостоинПодобных подозрений. Я не тать,Но у меня уже такие уши.Я был вблизи, я не хотел мешать,И, не подслушивая, всё же слушал.Однако, вот история моя:Различные мы с этим, первым, души.И я скажу вам, правды не тая,Что если в чем-нибудь мы с ним и схожиВ одном, ведь, океане он – и я, –То это видимая лишь похожесть,А на земле я по-иному жил.Пусть наказание одно и то же,Но у меня как будто больше сил.За Время – главная моя расплатаЯ с ним не очень на земле дружил.Я не считал его напрасной траты,И Время, то, что было мне дано,Я проклинал. Я веровал когда-то,Что мне оно ошибкою дано.Я о другом мечтал, о лучшем, милом,Которому прийти хоть суждено,Да после… С этим же, моим, постылым,Я даже вовсе знаться не хотел.Мне это просто было не по силам.И я проклятий прекратить не смел.Вот Время мне за них и отомстило,С ним справиться я, видно, не умел,Сюда оно меня и засадило,Как водяной сижу какой-то зверь.Ах, если бы оно меня простило!Пусть лишь придет, скажу ему: «Поверь,Я понял здесь, что без тебя мне худо.

Прости меня, не прежний я теперь».Да вот, ни Время, и никто оттудаНе приходил сюда, один лишь вы.И я смотрю на вас – ну как на чудо.Боюсь, не потерять бы головы!Хочу еще признаться: ненавиделНе Время только я одно, – увы! –Но все народы на земле. Не виделВ их поведеньи правды никакой.Лишь здесь узнал, Кого я тем обидел!А признавал один народ я – свой.Мы были с ним разделены пространством,И уж давно… Но так как был он мой –Его оправдывал я с постоянствомУпорным. Быстро находил всемуВ нем объясненье, даже окаянству,Которое, любя, прощал ему, –С людьми ж имел другое повеленье:Я не прощал почти что никому.Я зло в них видел. Злу же нет прощенья,Бороться надобно со злом всегда.И зачастую я терял терпенье,Что для меня немалая беда;Я, позабыв, что все они мне братья,Не зло, – самих людей громил тогда,И щедро сыпал я на них проклятья.Сказал один какой-то: «Он жесток».Но, не желая этого признать, яТакого слова выдержать не мог,Кричу: «Покорствовать такому веку?Рекой широкой разлит в нем порок!Жестоким надо быть и человеку!»Он что-то о смиреньи… «Это плен! –Я закричал. – Переплывите рекуСначала и убейте зло измен,Потом уж о смиреньи говорите.Атак оно – один словесный тлен.В тлену смиренья – что вы сотворите?А надо творчески любить и жить!Смирением вы зла не победите!»Так и не мог меня он убедить,Что в наше время истина – смиренье.Но я потом задумался: как быть.Какое же мое-то назначенье?Кто сам-то я – пророк или поэт?Я долго думал в этом направленьи.И всё казалось, что ответа нет.Потом пришло мне в голову такое:Примеры есть; и может быть ответКак раз – что вместе то я и другое.Не вижу ль ясно я начатки зла?Искоренять мне надобно всё злое,Средь зла моя дорога пролегла,Но где оружия, каких мне надо,Бороться с ним, чтобы душа моглаПобеду получить себе в награду?Я об оружии везде кричал,Кричал, что знаю, и что сердце радоОружию, какое я избрал.Оно – любовь. Но сам-то я всегда лиЕго одно в борьбе употреблял?Я вижу, да, вы верно угадали,Признанием не удивлю я вас:Когда особенно мне возражали,Оружием боролся я подчасДругим, не очень с этим первым схожим,И не один бывало это раз.Да выходило всё одно и то же,А чаще даже ровно ничего,Хоть обличал я с каждым разом строже.И зло вокруг меня росло. ЕгоБез устали во всех искореняя,Я не жалел и тела своего,От тягостных трудов заболевая.Но о любви – не счесть моих речей!Особенно о той, что я, мечтая,Сам ожидал и для себя. О нейЯ думал так: «Придет же сокровенныйТот час, когда – о, только бы скорей! –Час встречи с той, кого я совершенной

И вечною любовью полюблю.Он будет же, – я верю неизменноИ лишь о нем судьбу всегда молю.Тогда, конечно, будет всё иное,И жизнь я надвое переломлю;Я одиночество забуду злое…Свята любовь, когда она одна.А не одна – так это уж другое,Но не любовь. И та, что мне данаВ подруги издавна, – ведь я же с неюТак одинок! Пускай меня онаИ любит с верностью. Но не умеюО дорогом я с нею говорить.Своих поэм ей и читать не смею…Нет, лучше вовсе без любви прожитьДо будущей моей блаженной встречиИ с тем же пламенем произноситьМои громящие безумство речи.И, коль придется, жертвенно страдатьДа биться средь чужих противоречий.А если и своих? Хотел я зватьЛюдей к Тому, Кого… ведь я увидел,Но только здесь – а раньше мог ли знать?Как вместе с Временем – Его обидел…А на земле я лишь в раздумья часИ океан, и эту мглу провидел…Но кажется, я затянул рассказ.Еще одно последнее признанье,И утомлять не стану больше вас.Я приобрел здесь новое сознанье,Но даже в этой мертвой тишине,Осталось у меня непониманьеТого, что раз случилось. Странно мнеПодумать, почему оно так было.Я кой-чего не помню. Но вполнеВот этот случай сердце не забыло.Вы видели: я столько знал людей,И все ко мне ужасно были милы,Но не знавал я среди них – друзей.Единственный мне другом показалсяИ дружбы удостоился моей.И он ко мне сердечно привязался,Хотя природы был совсем другой.Он наших мыслей дорогих касалсяИ в разговорах был открыт со мной,Но постепенно, сам не понимаю,В моих глазах он стал как бы иной.Стремился вечно я, куда – не знаю,Воображал, однако, что вперед.А он – решил я, – мне не подражая,Застыл на месте, никуда нейдет.И сделался он мне – как все другие,Как те, кого я обличал. И вот –Пришли для дружбы времена иные:Его теперь я также обличал,Что недвижим, что дни его пустые…А он… Он даже мне не возражал,Он только слушал, как всегда спокоен,И тем еще сильнее раздражал.Коль он как все – того же и достоин!Достаточно я всеми угнетен.Ведь я не так, а по-иному скроен.В душе-то знал я хорошо, что онОстанется, как прежде, неизменен.Но знал и помнил это, как сквозь сон,И уж жалел, что был с ним откровенен.Так дружба наша и сошла на нет.Он помнит всё, он ей, конечно, верен,Ну а во мне – едва остался след.Да ведь над ним не знает Время власти,Я ж Время не любил, и я – поэт,Я весь в движеньи, в переменах, в страсти.Мне друга жаль, но чем я виноват?Не разорваться ж для него на части!Меня любил, я знаю, он как брат,Но – кончено, не начинать сначала.Пускай он примирится, рад – не рад,И не такая дружба пропадала.Теперь я понял суть ее вполне,И на него не сетую нимало.

Здесь, сидючи один, и в тишине,Я не успел понять, в чем было дело,Кой-что в разрыве странно было мне.Теперь же сердце всё раскрыть сумело.Вам рассказав, я понял: друг не зналМеня совсем, хоть много раз, и смело,Он в разговоре это утверждал.Меня он ни пророком, ни поэтом –Сказать по истине – не признавал.Недаром никаким его советамНе думал следовать я никогда.А был ли прав? Да что теперь об этом!Он взят уж от земного… ИногдаЕго я вижу здесь. Он навещаетКакого-то из наших. Но тогдаСкользнет как тень и тотчас исчезает,Мне улыбнувшись только. Не пойму,Как это он свободно здесь гуляет?Мне правила известны. ПочемуДопущено такое отступленье?За что оно позволено ему?Я беспристрастен…» Данте в нетерпеньиПрервал его: «Да бросьте, всё равно!Ведь он уж вам не друг, и, без сомненья,Вам безразлично, что ему дано –Что не дано… Постойте, вы сказали…Я слушаю вас, кажется, давно…»«Да, я кончал, но вы меня прервали.О друге ж я затем упомянул,Чтоб беспристрастие мое вы знали.И вот, скажу: он больше понималЛюбовь, чем понимал ее тогда я.Вы знаете, к Кому людей я звал.Я проповедовал Любовь, не зная,Люблю ли я Его, люблю ли сам.И друг советовал, – не упрекая, –Поставить хоть предел своим словам.Он мне шептал – как помню этот шепот!«Вы говорите: „Все Ему отдам…“Не нужно ли пройти вам раньше опыт?»Не слушал я. За то, что он суров,В душе к нему – досада или ропот,Не слышит он, мол, искренности слов,Моей борьбе и мне всегда мешает…Теперь я должное ему готовОтдать. Я думал, он меня не знает,А знал он всё, и был он прав тогда.Здесь это понял я, но не узнаетМой бывший друг об этом никогда.Оставим же его. Пора, кончаю.Ясна вам жизнь моя, моя беда.Вам ясно также, что теперь я знаю,Как я обидел время и Того,Кого любить хотел, и не прощаюСебе еще покуда ничего.Не я, ведь, создал Время; с ним бореньеБореньем было с волею Его.Ах, всё это единой цепи звенья!И Тот, Кто в жизнь послал меня, на свет,Послал не для такого искушенья,Не для судящего огня – о нет! –А для любви и для огня иного…За это я и дам Ему ответ.Скажите же теперь мне ваше слово.Соседу вы сказали – слышал я, –Сказали правду прямо и сурово.Но я не он. Не та и жизнь моя.Во многом виноват и я, конечно,И сам себе я строгий судия,Но вы… не надо ли вам быть сердечнейИ милосерднее меня судить?Ужель вам кажется, что бесконечноМогу я в этом подземельи быть?Имейте же немного сожаленья,Вы приговором можете убитьЕе – мою надежду на прощенье.А без надежды, даже и в аду,Поверьте мне, и лишнего мгновеньяПробыть нельзя. И я не проведу».Дант слушал океанца, сдвинув брови,

А тот опять: «Ответьте же, я жду!»Но Дант молчал, и только всё суровейИ строже делалось лицо его.«Уж лучше б обойтись без предисловий, –Сказал он наконец. – Ты ничегоЕще не понял! Новое сознанье?Нет, новое – оно не таково!Не понял ты и смысла наказанья.Не увидав его в своей судьбе,Ты – прежний весь. И в этом состояньиТы с лаской повествуешь о себе.Хотел ты цепь разбить – но целы звенья!Ты вспоминаешь о своей борьбеТам, на земле, – почти что с умиленьем,А вечность друга позабыл легко.И ныне ты – мечтаешь о прощенья?..Нет, до него, пожалуй, далеко!Тебе осталось здесь немало дела,Не залетай же сразу высоко.Ты и покаяться не мог умелоИ главного, увы, не мог понять:Ведь надо, чтоб душа твоя посмелаВсего совлечься, до пылинки снять,Отречься от того, что было прежде,И быть готовой вечно умирать,Не веря больше никакой надежде…Какие-то слова ты повторял,Но так как в той же, старой, был одежде,Значенья этих слов не понимал.Ты говорил, что, Время проклиная,Не только Время этим обижал.О да, конечно! Зная иль не зная –Тут одинаковый тебе укор, –Ты жил, Того страданья умножая,Кто за тебя страдает – до сих пор…Вся жизнь твоя – лишь самолюбованье,Вот человеческий мой приговор.Ты дал Ему великое страданье…»Тут океанец, что-то вдруг поняв,Вскочив на кучу, с горестным стенаньемВ густые волны бросился стремглавИ в глубину тотчас же погрузился.Дант недоволен был: «Ну что за нрав!Совсем как мячик в океан скатился.Не вынырнет ли он? Я подожду.Ведь не дослушал, даже не простился…Нехорошо же, если так уйду».Тот вынырнул и, в длительном томленьи,Стенал: «Я понял, понял всю беду!Я был не прав! Не надо мне прощенья!Я не хочу прощения! КлянусьВот в это незабвенное мгновенье,Что к прежнему себе я не вернусь!Пусть за меня Он больше не страдает.Прощенья не прошу, боюсь, боюсь!»Обрадовался Дант: «Он понимает!»И крикнул уплывающему вслед:«Не бойся! Ты прощен! Он всё прощает!»Прислушался: что ж он? Ответа нет.Волна вернулась и вздыбилась снова.Дант слушает: не будет ли ответ?Но ничего. Ответа – никакого.Еще волна. Лишь пена на гребне.«Нет, моего не услыхал он слова, –Дант проворчал. – Остался в глубине.Я слишком резок был с ним, очевидно,Вот он, бедняга, и погиб в волне…Уж это, право, как-то и обидно.Да у меня – откуда этот пыл?Принялся я за обличенья… Видно,Меня своим он пылом заразил.Ведь первый этого куда похуже,А с ним я все-таки милее был…Какая тьма, однако… Да и лужи…Вот, поживи-ка в эдакой стране!Вода не замерзает, хоть и стужа…»Он прислонился к каменной стене,Всё время сам с собой о чем-то споря:«И нужно было ввязываться мне!»Жалел о неприятном разговоре.