Том 7. Очерки, повести, воспоминания

Вот поехал и «сам», то есть частный пристав. Он зорко осмотрел дом, улицу и двор, погрозил почему-то дворникам и вытянувшемуся в струнку городовому.

Почтальон принес газету, журналы и письма.

Тогда оба швейцара принялись разбирать, кому какие журналы, а кому письма? «Кто его знает, по-французски это или по-другому; кому это письмо, а кому журнал?» – говорил военный швейцар.

– Уж я вам тысячу раз твердил, – заметил статский, – это по-французски, а это по-аглицки.

На это замечание военный только погладил свою голову и ничего не сказал, а сам, кажется, думал: «Бог знает, что ты там скажешь».

Статский высокомерно поглядел на военного, разобрал все по порядку, но все перепутал, так что потом пришлось все перебирать опять.

В середине двора сверху раздался голос Чиханова: «Дворник, дворник! поди сюда!» Один из дворников уткнул только вверх голову и ничего не сказал. А товарищ ему тихо говорил: «Не ходи, это Чиханов тебя зовет, опять куда-нибудь пошлет».

Первый в нерешительности смотрел вверх и ничего не говорил. Голос сверху опять повторил: «Дворник, тебе говорят, иди сюда!» – «Не ходи! – твердил товарищ его, – он опять тебя пошлет куда-нибудь, к итальянцу в Морскую без денег, а там тебя в шею вытолкают». – «Как не ходить-то! – отвечал первый, – иной раз он в долг взять велит разного товару, а другой раз даст сотенную расплатиться там за все, что забрато в лавках: а когда станешь отдавать ему сдачи, рублев с лишком десять, „Возьми, скажет, себе на чай!“ Так-тось!»

Сказав это, он пошел вверх к Чиханову. Тот велел ему зайти и к итальянцу и в другие лавки, купить масла, сыру, вина и прочих закусок, а денег опять не дал.

Дворник постоял, постоял, взял записку чего купить, и задумчиво, тихо, точно ногами считал ступени лестницы, пошел вниз.

«Опять денег не дал! – ворчал он про себя, – в лавках, пожалуй, в шею прогонят!» – «Я тебе говорил, не ходи!» – заметил его товарищ.

Первый взял шапку и со вздохом пошел со двора.

Между тем к управляющему в контору приходили и уходили разные жильцы дома. Один просил отсрочки уплаты за квартиру. Это был Чиханов; он сладким, певучим тенором, с масленым взглядом, просил отложить плату до следующей трети. «Тогда получу и непременно, непременно отдам…» – «Будто!.. – сказал на это Иван Иванович и улыбнулся по-своему, – не верится мне!» Другой, напротив, принес деньги за то же самое. Третий жаловался на течь в потолке и на сырость.

Иван Иванович всех удовлетворил: Чиханову отсрочил, как он просил, уплату до такого-то числа, чему тот очень обрадовался и проворно убрался к себе. От другого Иван Иванович принял деньги, третьему обещал прислать мастерового осмотреть потолок и сделать, что нужно.

Чудный человек был этот Иван Иванович: он всем умел быть полезен и всем угождал и никогда не расставался со своими шутками и с своей улыбкой! Как он отговаривал молодежь обоего пола, стриженых девиц в синих очках, длинноволосых юношей с развязными манерами, от найма квартиры в этом доме! Вообще у него был какой-то особый нюх на благонадежных и неблагонадежных жильцов.

Пришли к нему какие-то две жилицы и просили взыскать с них за настоящую треть не все деньги за квартиру, а только половину, потому-де что они переезжают на дачу, а вернувшись в сентябре, заплатят и остальное. Иван Иванович удовлетворил их, зная их аккуратность. Пришел в контору какой-то Зашибаев, на которого он смотрел с особенной улыбкой. «Ну, здравствуйте, как поживаете? Сегодня вы в новых панталонах: вот как!» – сказал он.

– Это товарищ мой прислал: у него две пары! – беспечно отвечал Зашибаев, небрежно поглядывая на свой костюм. Иван Иванович с улыбкой смотрел на него.

– Что ж вы смеетесь, что панталоны у меня есть! И всегда будут: без панталон никто не ходит! Нечего и хлопотать, откуда они возьмутся! – Он хлопнул себя по брюкам.

– Что ж, вы деньги за квартиру принесли за эту треть? – спросил Иван Иванович.

– Нет, я зашел сказать вам, что у меня их нет.

– Не стоило и заходить! – сказал Иван Иванович улыбаясь, – я знал вперед, что это так будет.

На другом дворе важный чиновник уехал в свое присутствие. По фамилии его звали Вальнев, а по имени Петр Егорович, но всего больше величали его «ваше превосходительство», по его чину. Он был тоже феномен в своем роде, этот важный чиновник. Он всегда был озабочен, говорил всем, что у него пропасть дела, и даже уверял свое начальство, что он не спит, не ест, а все делает дело! Выпросит себе какую-нибудь командировку, всегда полегче, а денег на нее побольше, сдаст все дела свои другим и возится с этой командировкой целые месяцы, потом уверяет всех и каждого, больше всего свое начальство, что без него и без его трудов дело бы стояло. Потом всем говорил, что был там-то вице-директором, там помощником управляющего, здесь состоял в такой-то должности, делал то-то! Но никогда не намекал, что сделано им путного на том или другом месте.