Читаем Том 7. Очерки, повести, воспоминания полностью

Иннокентий (Иван Евсеевич Павлов-Вениаминов, 1797–1879) в течение сорока пяти лет был священником, а затем архиепископом в самых отдаленных и суровых районах России, ему принадлежат также географические и этнографические «Записки об островах Уналашкинского отдела» (1840). Впервые Гончаров дает характеристику Иннокентию в письме Майковым, написанном в январе 1855 г., то есть сразу же после первого знакомства с архиепископом: «Тут бы увидели русские черты лица, русский склад ума и русскую коренную, но живую речь. Он очень умен, знает много и не подавлен схоластикою, как многие наши духовные, а все потому, что кончил учение не в академии, а в Иркутске и потом прямо пошел учить и религии и жизни алеутов, колош, а теперь учит якутов. Вот он-то патриот. Мы с ним читывали газеты, и он трепещет, как юноша, при каждой счастливой вести о наших победах» – имеется в виду ход событий Крымской войны («Литературное наследство», № 22–24, стр. 420).

Гончаров, всегда противопоставлявший бездействующим обломовым предприимчивых и деятельных работников, высоко оценивает Н. Н. Муравьева (1809–1881). Это «человек бодрый, энергичный, умный до тонкости и самый любезный из русских людей, – пишет Гончаров в том же письме к Майковым. – […] Имя его довольно популярно у нас: все знают, как сильно и умно распоряжается он в Сибири, не секрет уже и то, что он возвратил России огромный и плодоносный лоскут Сибири по реку Амур включительно» (там же). П. А. Кропоткин, служивший в те годы в Сибири, в «Записках революционера» также рассказывает об уме и «обаянии» Муравьева, отмечая в то же время, что этот сторонник «крайних мнений», «не вполне удовлетворявшийся демократической республикой», был «деспотом в душе» (изд. «Academia», 1933, стр. 111).

Этим положительным отзывам противостоит несравненно более справедливая оценка генерал-губернатора Восточной Сибири, принадлежащая вольной русской прессе. «Колокол» писал в 1860 г. о «тиранстве сибирского Муравьева». Такую же характеристику Муравьева мы находим в переписке декабриста Завалишина («Русская старина», 1881, №№ 9 и 10) и в письмах Петрашевского (см. «Голос минувшего», 1915, №№ 1, 3, и 5, «Петрашевцы в воспоминаниях современников», 1926, стр. 139–143, В. Лейкина, «Петрашевцы», М. 1924, стр. 82–83), где приведено немало фактов произвола Муравьева. Попытки выступить против колонизаторских методов освоения Амура, против разорения местных жителей, деспотизма и бесконтрольной власти Муравьева привели к тому, что петрашевец Львов был уволен со службы в Главном управлении Восточной Сибири, а Петрашевский выслан из Иркутска в глухую деревню.

Гончарову была доступна только внешняя, парадная сторона заселения Амура, и он принял за чистую монету игру губернатора в либерализм.

«Величавым, колоссальным патриотам», как называет Гончаров Иннокентия и Муравьева в цитировавшемся выше письме, он противопоставляет бездеятельность и чиновничью ограниченность якутского губернатора П. П. Игорева, образ которого нарисован в сатирических тонах.

В очерке показана не только чиновничья верхушка местного общества, но и политические ссыльные. В черновике есть вставка, вписанная рукой Гончарова, но не вошедшая в окончательный текст, в которой охарактеризован декабрист Волконский: «…князь-декабрист В. как будто застыл государственным преступником. Он шлялся в нагольном тулупе по базарам, перебранивался с ссыльными на поселение или просто с жителями. „Варнак“ – нередко слышалось брошенное им или обращенное к нему весьма употребительное в России бранное слово. Он делал это из чудачества.

Как вы думаете, о чем просил меня этот неисправимый декабрист на прощанье: „Не возите нам ничего другого, – сказал он, – только запрещенных книг“. – „Как! – сказал я ему на это смеясь, – так вы полагаете, что и я поеду по той же дороге…“ – „Нет, нет, – горячо возразил он, – вы поедете, ежели поедете, так в качестве губернатора“.

Каков радикал!»

Волконский представлен здесь и чудаком, перебранивающимся на базаре (таким он остался и в окончательном тексте), и «неисправимым», то есть убежденным, декабристом.

В очерке имеется эпизод, отсутствовавший еще в черновой рукописи, о другом «государственном преступнике», Петрашевском. М. В. Буташевич-Петрашевский (1821–1866) – утопический социалист, революционер-демократ, возглавлявший с середины 40-х годов революционный кружок передовой разночинной интеллигенции. Петрашевский, как и его товарищи, в 1849 г. был приговорен к смертной казни. Когда приговоренных одели уже в саваны и привязали к столбам, казнь была приостановлена и осужденным сообщили о замене смертной казни каторгой, солдатчиной и ссылкой. Петрашевский был приговорен к пожизненной каторге, замененной ему в 1856 г. ссылкой.

Перейти на страницу:

Все книги серии Собрание сочинений в восьми томах

Похожие книги

Пятеро
Пятеро

Роман Владимира Жаботинского «Пятеро» — это, если можно так сказать, «Белеет парус РѕРґРёРЅРѕРєРёР№В» для взрослых. Это роман о том, как «время больших ожиданий» становится «концом прекрасной СЌРїРѕС…и» (которая скоро перейдет в «окаянные дни»…). Шекспировская трагедия одесской семьи, захваченной СЌРїРѕС…РѕР№ еврейского обрусения начала XX века.Эта книга, поэтичная, страстная, лиричная, мудрая, романтичная, веселая и грустная, как сама Одесса, десятки лет оставалась неизвестной землякам автора. Написанный по-русски, являющийся частью СЂСѓСЃСЃРєРѕР№ культуры, роман никогда до СЃРёС… пор в нашем отечестве не издавался. Впервые он был опубликован в Париже в 1936 году. К этому времени Катаев уже начал писать «Белеет парус РѕРґРёРЅРѕРєРёР№В», Житков закончил «Виктора Вавича», а Чуковский издал повесть «Гимназия» («Серебряный герб») — три сочинения, объединенные с «Пятеро» временем и местом действия. Р' 1990 году роман был переиздан в Р

Антон В. Шутов , Антон Шутов , Владимир Евгеньевич Жаботинский , Владимир Жаботинский

Проза / Классическая проза / Русская классическая проза / Разное / Без Жанра