Том 7. Пьесы, рассказы, сказки 1941-1966

Воронцов (останавливается на мгновение взглядом на Пушкине, переводит глаза на Вигеля, стоящего по левую руку Пушкина, и слегка кланяется Вигелю). Филипп Филиппович, я надеюсь, что и вы присоединитесь к нашему обществу. Дамы без вас совсем заскучают. Я сочту за счастье показать вам свое крымское имение.

Вигель (смущенно взглядывает на Пушкина, отвечает, помедлив, и тем самым невольно подчеркивает неловкость положения). С охотой, ваше сиятельство. Хотя я и не мастер по части увеселения дам.

Воронцов (поворачивается к Раевскому). А вас я уже имел удовольствие пригласить несколько раньше.

К Воронцову подходят англичанин и Брунов. Воронцов знакомит англичанина с Вигелем, Туманским и Пушкиным.

Мои сотрудники. Господин Вигель, талантливый поэт господин Туманский, молодой поэт господин Пушкин.

Англичанин

. Я очень рад.

Воронцов. Не скрою, что господин Пушкин является почитателем вашего прославленного поэта лорда Байрона.

Англичанин (в ужасе подымает руки). О, Байрон! Нет, нет! Не упоминайте его имени здесь. При дамах. Это безнравственный человек!

Пушкин. Клевета всегда грязнит память великих людей.

Англичанин. Это неслыханно! (Отворачивается от Пушкина, разводит руками.)

Брунов берет англичанина под руку и отходит с ним в сторону.

Воронцов (Пушкину).

Напрасно вы позволяете себе, Александр Сергеевич, дерзости по отношению к иностранцам. Они – гости нашей страны, России. Это обязывает к учтивости.

Пушкин. А ваше сиятельство напрасно отожествляет себя с Россией. Этот лондонский маклер – ваш гость. Позвольте мне думать о нем то, что я думаю. А Россию оставим в покое.

Воронцов. Признаться, я не понимаю вашего желания вступать в спор с таким полуневеждой и полуглупцом, каким я являюсь в глазах некоторых подчиненных мне лиц.

Пушкин (бледнеет). Так как я не считаю себя подчиненным вашему сиятельству, то и не принимаю эти слова на свой счет.

Воронцов. Вы забываете, что по повелению государя императора вы подчинены мне!

Пушкин. Я подчинен своей совести. И благу своего отечества. (Кланяется Воронцову.) Так же, как, надеюсь, и вы, выше сиятельство. Это высокое назначение. И я только могу преклоняться перед вашей способностью среди трудных государственных дел находить время, чтобы подбирать клочки бумажек, исписанных мною для собственного развлечения.

Воронцов. Оставим это! (Резко поворачивается и подходит к англичанину и Брунову.)

Воронцова стоит побледневшая, теребит веер и смотрит в сторону.

Воронцова (в смятении Раевскому). Да… я забыла… Вы не знаете… завтра… какой завтра будет спектакль?

Раевский собирается ответить, но Пушкин его опережает.

Пушкин (Воронцовой). «Пустое сердце, или Слишком покорная жена», ваше сиятельство. Совершенно новая, пьеса.

Воронцова (вздрагивает, тихо). Какая дерзость! (Поворачивается спиной к Пушкину и, нервно смеясь, начинает говорить с Раевским.)

Вигель (Пушкину). Вот он с вами и расквитался. За ваши злые стишки. Ах, Александр Сергеевич, Александр Сергеевич! Какой бес толкает вас под ребро. И так вы висите на волоске. Совсем себя не жалеете!

Пушкин (показывает Вигелю глазами на Раевского). Это он? Разболтал эпиграмму?

Вигель. Не знаю. Поелику он ваш друг, то очень вероятно. Простите великодушно, но там, где замешана женщина такой живой прелести, как Елизавета Ксаверьевна, дружба теряет силу и верность. Друзья – соперники! Это очень опасно, дорогой Александр Сергеевич. Поверьте моей опытности. (Отходит с Пушкиным к окну.)

К Пушкину и Вигелю подходит Туманский. Пушкин внешне спокоен, но бледен.

Воронцов (Брунову). Я должен буду просить Петербург, чтобы они немедленно избавили меня от этого Пушкина!

Брунов. Безалаберный парень.