Том 7. Статьи о Пушкине. Учители учителей

При отъезде Лариных (гл. VII, стр. 31) слуги обязательно должны, прощаясь, плакать, — и т. п. Притом Пушкин рисует эти черты вовсе не как природное свойство русского мужика; напротив, отношение самого поэта к крепостному совершенно иное: достаточно напомнить, что говорится о воспитании Ольги (гл. II, вар. стр.21):

Не дура английской породы,Не своенравная мамзель…

Фадеевна рукою хилойЕе качала колыбель…

Нельзя забыть и другие мелкие черты. Зимней ночью, в избе, крестьянская «дева» прядет, — и что же служит ей освещением? — лучина: «трещит лучинка перед ней» (гл. IV, стр. 41); конечно, на именинах Татьяны зал в доме Лариных для танцев был освещен не лучинами. В троицын день «народ, зевая, слушает молебен» (гл. II, стр. 35). Когда «бразды пушистые взрывая, летит кибитка удалая», — крестьянская лошадка «плетется рысью, как-нибудь» (гл. V, стр. 2).

[Пастух, «плетя свой пестрый лапоть», — «поет про волжских рыбарей», т. е. в своей убогой доле вспоминает вольницу Стеньки Разина. Последняя черта развита полнее в «Странствии Онегина» (стр. 7), где говорится, как бурлаки,

Опершись на багры стальные,Унывным голосом поютПро тот разбойничий приют[44],

Про те разъезды удалые,Как Стенька Разин в старинуКровавил волжскую волну.

II

Если бы задаться целью собрать все, что не только в «Евгении Онегине», но и в других своих художественных созданиях Пушкин говорит о крестьянском быте, следовательно, неизбежно, о крепостном быте, — список получился бы очень длинный.

Пришлось бы привести ряд сцен из «Дубровского», например, ту (гл. V), где исправник объясняет бывшим крепостным Дубровского, что «отныне принадлежат они Троекурову, коего лицо представляет здесь г. Шабашкин», цинично добавляя: «Слушайтесь его во всем, что ни прикажет; а вы, бабы, любите и почитайте его, а он до вас большой охотник». Эти слова написаны лет 12 после того, как юноша Пушкин сказал о «деревне»: «здесь девы юные цветут для прихоти развратного злодея». Пришлось бы выписать места из «Капитанской дочки», особенно из той редакции главы XIII, которую Пушкин не решился отдать в цензуру, например, описание того ужаса, какой охватил Гринева при виде зверской расправы правительства с «ворами и бунтовщиками», приставшими к Пугачеву: картину виселиц, плывущих по Волге. Пришлось бы чуть не целиком повторить саркастическую сатиру «Историю села Горюхина»; разве не достаточно говорит за себя в этой беспощадной пародии, например, описание «баснословных времен», «золотого века» Горюхина, когда «приказчиков не существовало», «старосты никого не обижали», а «пастухи стерегли стадо в сапогах», — предельный идеал благополучия, о котором смел мечтать крепостной крестьянин! или, наоборот, описание «правления приказчика ***», т. е. изображение обычного режима в деревне, руководимого принципом: «чем мужик богаче, тем он избалованнее, чем беднее, тем смирнее», причем попутно сообщается, как богатые откупались от «рекрутства», как оброк собирался «круглый год сряду», как «отдаваемые в холопство» тоже имели полное право откупаться, «заплатя сверх недоимок двойной годовой оброк», и как в три года Горюхино совершенно обнищало. Пришлось бы, далее, напомнить отдельные места из «Повестей Белкина», из «Русалки», из «Бориса Годунова», из сказок Пушкина, из его переделок народных песен и т. д. и т. д.

Важнее поставить другой вопрос: не только — что изображал из крестьянского быта Пушкин, как художник, но и что он сам думал об им изображаемом, каково было отношение к крепостному праву Пушкина, как мыслителя?