Том 9 (Конец XIV - первая половина XVI века, подъем общественного значения литературы)

Имамъ убо и ина некая сицева достопамятна исправления богоугоднаго оного учения поведати вамъ, но да не сытостию списания сего стужаю ушесемъ вашимъ, волею сиъ миную, ныне же къ концу пятолетных учений его[613] обращу стремление словесное. Понеже убо полъграда добре, якоже Богу угодно, исправися имъ, а другая половина пребываше не точию преслушая и противляяся божественым оного поучениемъ, но и враждоваше ему толико, яко замазати брусокъ человечьскым калом, на нем же обыче опиратися руками, стоя и изливая людемъ струя учениемъ. Он же, Спасову кротость и длъготерпение къ всемъ подражая, вся тръпяше доблевьствене, многых исправления жадая. Сего ради ни самехъ, иже въ властех церковных суть, а не апостолоподобне живуть и о пастве Спаса Христа не пекутся, якоже лепо, — ниже техъ хваляше, но без страха обличаше прегрешения ихъ и глаголаше часто: «Аще бы мы жительствовали достойно Евангелию Спаса Христа, вся убо всяко иноверныя языкы обратилися бы къ Господу, зряше наше равноаггельно житие, и было убо бы намъ сие въ спасение велико и наслажение вечных благь. Ныне же, супротивно евангельскых заповедей живуще, и ниже себе исправляемъ, ниже иныхъ къ благочестию руководити печемся — что ино слышати чаемъ от праведнаго Судии разве сего: “Горе вамъ, книжници и фарисее, лицемери, яко затворяете царство небесное пред человекы; сами не входите и хотящая внити възбраняете имъ”».[614]

Сия глаголя не обинуяся и еще же жесточайшими сих словесы зазирая удивляемому у них папе, и сущимъ о немъ кардиналем, и прочему причту ихъ, болшыя ненависти и вражды вину далъ на себе възненавидевшимъ изначала священных его учений. Еретика бо его прочее, и хульника, и лестьца нарицаху акы отвръзша уста своя на священнаго ихъ папу и всея церкви римьскыя. Доиде же и до Рима сицевый о немъ слухъ и папу и сущаго о немъ причта зело смутилъ, яко и съборную ихъ заповедь послати ему,[615] заповедующу ему не учити люди Господня, уподобившеся глаголющимъ в «Деяниихъ святых апостолъ»: «Но, да не на множае распрострется въ людехъ, прещениемъ запретим имъ не глаголати к тому о имени семъ ни единому от человекъ».[616]

Такова убо они советовашя и тако ему заповедашя, приложивше въ соборномъ ихъ писании, яко аще не престаетъ прочее, и проклятъ будеть от них акы еретикъ. Онъ же не точию не послушалъ безаконый ихъ съветъ сицевый, но наипаче разжежеся божественою ревностию и съборное ихъ послание неправедно и Богу неугодно обличаше акы повелевающе ему не учити в церкви верных. И сего ради множае пребываше, обличяя ихъ беззакония, уже бо, якоже лепо есть мыслити мне, судив себе и умрети за благочестие и Божию славу, аще потребно будет. В них же бо аще възгорится огнь ревности, яже по Бозе, не точию имений и стяжаний, но и самое житие презрети творить. И свидетель неотложенъ — самъ Господь, глаголя: «Желаниемъ въжделехъ сию пасху ясти с вами».[617] Сие же глагола елма хотяще вкусити яко человекъ смерти за славу Бога и Отца своего и за человечьское спасение. И самъ Христовъ теплейший рачитель и ревнитель Павелъ глаголя: «Желаю разрешитися и съ Христомъ быти»;[618]

и пакы: «Мне же еже жити — Христос есть, и еже умрети — приобретение».[619] Елма же иже о папе не престааху претяще ему и всякымъ образом оттръзающе учителнаго седалища, такожде и онъ пребываше не послушая ихъ и неправдования ихъ обличая, смерти его предати съвещашя, еже и сътворишя темъ образом: избравше некоего зенерала именемъ Иакымъ,[620]

зелнаго по ихъ лукавому съвету, послаша и, въоруживше его областию папиною низложити его от власти игуменскыя и, испытавшу его, смертию осудити яже огнемъ акы непокорива, и досадителя, и клеветника апостольскыя римскыя церкви. Пришед же онъ въ град Флоренцискый[621] и показав болшимъ градоначалником грамоты папины, поставилъ его на судилище и мучителскы испытааше его. И оному съ дръзновениемъ отвещающу противу всех лукавьствъ неправеднаго испытателя, и судии не могущу обвинити его, сведетели лживи от части безаконных и непокоршихся учениомъ его въсташя на оного преподобнаго и неповиннаго казателя града ихъ, носяще на нь тяжчайшаихъ и неправденых оглаголаний. Им же повинувшеся, неправеднии онии судии сугубою казнию осудишя его и ины два священныя мужа,[622] споспешникы его: на древе повесивше, та же огнь възгнетивше под нимъ, съжгощя ихъ.