Том 9. Мастер и Маргарита

Сталин (обернувшись к ним, кричит). Не надо!.. Назад!

Сильвестр (Порфирию). Берись за меня. (Выводит Порфирия.)

Ударил третий залп, повыше. Толпа побежала. Сталин оставляет Климова, наклоняется к Геронтию.

Геронтий. Воды дай...

Сталин. Берись этой рукой за шею... Берись! (Поднимает Геронтия, выводит его, кричит Теофилу, который наклонился над убитым рабочим.) Не трогай мертвых! Их поднимут! Уходите скорее!

Хиримьянц, Теофил, Миха скрываются. Вдали пропел рожок, послышался глухо, далеко голос: «Рота!.. Рота, кругом...» Сцена опустела, остаются лежащие неподвижно Климов и двое рабочих.

Околоточный (отделяется от забора, крестится, бормочет). Господи Иисусе... господи...

Наташа (приближается к нему медленно, вцепляется в грудь, рвет с плеч погоны, хватает за горло). Ах ты... ах ты, палач...

Околоточный. Что ты?.. Что ты?.. Пусти! Я не убивал... Я не убивал, я не убивал... это капитан Антадзе убивал! А я... пусти!

В это время вбегают Сталин и Сильвестр.

Сильвестр. Наташа, что ты! Скорей!..

Сталин. Бери ее силой!

Схватывают Наташу и увлекают ее со сцены. Околоточный, крадучись под забором, удаляется, послышался вдали выкрик: «Марш», грохнули барабаны, рота запела, удаляясь:

«Барабан наш громко бьет,Царский воин шибко идет!..Жить солдату тяжело,Между прочим, ничего!..»

Действие третье

Картина седьмая

Батум. Апрельская ночь. В квартире рабочего Дариспана. За столиком сидит Сталин. Лампа с зеленым абажуром. Рядом со Сталиным висит на стуле пальто, лежит фуражка. Перед Сталиным — книга, он читает, делает пометки карандашом. Где-то послышался стук. Сталин поднимает голову, прислушивается.

Дариспан (в дверях). Это Константин. (Скрывается.)

Входит Канделаки.

Сталин. Выкопали?

Канделаки. Выкопали и отвезли. Там не найдут. (Садится.) Но, понимаешь, Сосо, я, клянусь богом, в жизни не видел таких беспокойных людей, как эти жандармы. Такие вредные люди, что прямо невозможно работать. Мне сейчас Качахмадзе рассказал, что они у него вчера на кладбище побывали. Говорил, чтобы в течение некоторого времени на кладбище никто носу не показывал бы. Они уж его на заметку взяли. Прямо деваться некуда. Такую суету в жизни вызвали, что немыслимо.

Сталин. Надо и в их положение входить, и им посочувствовать. Жалованье получают, пускай работают.

Пауза.

Канделаки. Сосо! У меня мрачные мысли появились. Какое-то нехорошее предчувствие.

Сталин. Да ведь предчувствия иногда обманывают. Они не всегда верные. А что такое?

Канделаки. Эту квартиру, по-моему, Сосо, надо менять. Томит меня предчувствие, что они нитку к ней нашли. За типографию теперь я спокоен. А вот квартира мне эта не нравится. Они теперь не успокоятся, они за тобой, как за зверем, будут идти.

Сталин. Завтра утром выдумаем что-нибудь. Куда же сейчас, ночью? Еще хуже можно попасться.

Пауза.

Канделаки. Да, не нравится... ох, не нравится мне Кединский переулок!.. Ну я пойду в кухню поесть, а то я проголодался. (Выходит.)

Где-то стук, потом глухие голоса.

Дариспан (в дверях). Там этот старик пришел, Реджеб, очень хочет с тобой поговорить. Говорит, на минутку.

Сталин. Ну конечно, зови.

Дариспан уходит, входит Реджеб.

Здравствуй, Реджеб.

Реджеб. Здравствуй. Я к тебе пришел.

Сталин. Садись. Будь гостем.

Реджеб садится. Молчит.

Что скажешь приятного?

Реджеб молчит, вздыхает.

Ты что же, помолчать со мной пришел?

Молчание.

Помолчим еще.

Молчание.

(Начинает читать.) Ты так, старик, вздыхаешь, что я заплакать могу. Скажи хоть одно слово, зачем меня мучаешь? Ты для чего пришел? Какое горе тебя терзает?

Реджеб. Я вчера важный сон видел.

Сталин. Какой сон?

Реджеб. Понимаешь, будто бы к нам в «Зеленый мыс» приехал царь Николай.

Сталин. На дачу?

Реджеб. Конечно, на дачу. И, понимаешь, стал купаться. Снял мундир, брюки, сапоги, все положил на берегу, намылился и полез в море. А мы с тобой сидим на берегу и смотрим. И ты говоришь: «А он хорошо плавает!» А я говорю: «А как он голый пойдет, если кто-нибудь его мундир украдет? Солдат нету...» А он, понимаешь, поплыл и утонул. И мы с тобой побежали, кричим всем: «Царь потонул! Царь потонул!» И весь народ обрадовался.

Сталин. Хороший сон. Так ты для того из Махинджаури шел в Батум, чтобы мне сон рассказать?

Реджеб. Нарочно для этого шел.

Сталин. Хороший сон, но, что бы он такое значил, я не понимаю.

Реджеб. Значит, что царя не будет. И ты всю Аджарию освободишь.

Молчание.

Я тебе скажу, что никакого сна я не видел.

Сталин. Я знаю, что ты не видел.