Том 9. Пылающие скалы. Проснись, Фамагуста

— Принес. — Он положил аппарат рядом с микроскопом. — «Зенит 3-М».

— То, что надо. Спасибо, отец!

— Пленка двести единиц, но спускового тросика нет.

— Как-нибудь перебьемся.

Кирилл сделал несколько снимков.

— Все же зачем тебе? — Лобсана мучило любопытство. — Идея какая пришла?

— Это не для меня. Для одного человека. Проявить есть где?

— Сандыг и проявит. Его игрушка.

— Вертолет не скоро ожидается?

— В начале недели должен быть. Последняя бочка солярки осталась. Начисто выжгли. Хочешь в Москву отправить?

— Как можно скорее. — Кирилл перемотал пленку и вынул кассету.

— Дней десять будет идти, не меньше.

— Что делать? От нас не зависит. А холодно тут! — Кирилл спрятал в рукава озябшие руки. — Пойдем погреемся?

— Можно. Профессор Майдар опять приехал. Все равно к нам завернет. Он сейчас на буровой.

— Волнуется старик.

— Все мы волнуемся. Как же иначе?

Майдар, с которым Кирилл познакомился еще в Улан-Баторе, подъехал уже в сумерках. Его утепленный «газик» с приспособлениями для движения по пескам на колесах остановился у самого крыльца, вспугнув хилого шакала, привлеченного духом вареной баранины.

— Ужинаете, молодые люди? — Он пригладил седую щеточку усов. — Достойное занятие!

— Садитесь с нами, товарищ Майдар, — пригласил Кирилл, вставая.

— Я уже перекусил немножечко на буровой, но лишний раз не помещает. Умный монгол всегда наедается впрок. Нет-нет! — заметил он движение Лобсана в сторону початой бутылки. — Почки не позволяют.

— Оказывается, и в Монголии есть болезни? — попытался пошутить Кирилл. — На таком мясе и молоке?

— Везде люди болеют, везде, — грустно закивал старый геолог. — Я вчера с товарищем Северьяновым разговаривал. Так он сказал, что Игнатий Сергеевич серьезно болен. Вот уж беда так беда.

— Опять? — вздрогнул Кирилл. — Как же это? — Он беспомощно заморгал. — Когда я улетал из Москвы, он уже поправлялся. К нему в больницу с работой ездили!

— Значит, ухудшение наступило. Бывает, — сказал Майдар.

— Состояние очень тяжелое? — спросил Кирилл в надежде на утешительный ответ.

— Северьянов говорит, очень. Он вам привет передавал, ваш Дмитрий Васильевич.

— Спасибо, — кивнул Кирилл.

— Корват поправится, — уверенно заявил Лобсан. — Я знаю. Он ведь такой… Настоящий батор!

— Два инфаркта — не шутка, — прицокнул Кирилл. — Притом он все так близко принимает к сердцу…

— Да, такой человек, не переделаешь, — с восточным фатализмом вздохнул Майдар. — Думаю, наш газ для него лучше всякого лекарства окажется. Сразу на поправку пойдет… Вы нового ничего не надумали?

— Мы тут посоветовались еще раз с Кириллом Ионовичем, — с важным видом высказался Лобсан, — и пришли к выводу, что действовать надлежит согласно первоначальному плану. Это подтверждается анализом степени восстановления сероцветов. Я принял решение продолжить бурение на седьмой и четвертой, а также возобновить проходку на одиннадцатой. Вплоть до палеозоя.

— Ты принял решение? — чуточку дрогнув уголком губ, переспросил Майдар. — И приказ о возобновлении проходки уже отдал?

— Я хотел сказать, — без тени смущения поправился Дугэрсурэн, — что принял решение внести такое предложение.

— Хорошо, — кротко согласился профессор. — Обсудим.

Пока не выключили свет, они втроем посидели над картой, прикидывая, в каких ловушках мог спрятаться сжатый под высоким давлением газ.

Остановился движок, и стало слышно, как воет на буровой бешено вращающаяся турбина, днем и ночью вгрызаясь алмазными коронками в гранитный чехол.

XXXVI

Прерывисто и низко гудел тифон в серой морозной мгле. Нарядно убранный флажками расцвечивания, под грохочущий в динамиках трансляции торжественный марш входил «Борей» в бухту Золотой Рог.

Экспедиция возвращалась с триумфом. Помимо полностью выполненной программы исследований на ее счету оказалось несколько интересных находок, расширивших представления о Мировом океане. Морфологи выделили неизвестную разновидность погонофор, геологи нашли шаровые лавы. Однако подлинной сенсацией явилось открытие в рифтовой зоне «черного гейзера». В нагретых почти до трехсот градусов грязевых фонтанах, бьющих из донных кратеров, удалось обнаружить неведомые бактерии. Поистине натиск живой волны не знал преград. Жизнь сумела приспособиться даже к около-критической воде, перегретой выше температуры воспламенения целлюлозы. Теперь казалось вполне вероятным, что она сможет существовать повсюду, где есть вода и минеральные соли. Например, на Венере, в каких-нибудь укромных углах.

Окрыленные успехом исследователи с особым нетерпением рвались домой. Светлана Рунова решила улететь первым же рейсом. Ее никто не встречал на причале, и некому было волноваться о ней в московском аэропорту. Когда, закончив обследование атолла, корабль вошел в международные воды, она послала Кириллу радиограмму, объяснив свое вынужденное молчание, но не получила ответа. За все шестнадцать суток пути от Фиджи до Владивостока ей не передали ни строчки.